Лохвица. Автостанция.
15 апреля 1986. Лохвица.
Риточка, дорогая, репортаж с дороги продолжается. До Лохвицы добралась благополучно, но все автобусы уже ушли, нет ни единого частника, на автовокзале пусто. Пошла в гостиницу и пишу в ней. Здесь тепло, уютно, чисто, и не было уже никакого смысла тащиться на ночь туда. Ведь хатку надо натопить с утра. Погода холодная, тянет каким-то морозом с запада, что естественно, ведь в Киеве лежал снег. Здесь же его нет, но, может быть, лучше посидеть в теплой гостинице пока. Но и здесь раньше было очень тепло – до 25 град., и на деревьях всюду зеленый пушок. Сула очень разлилась, сплошное море – и в Ромнах, и возле Лохвицы, у моста, - красиво, ивы из воды цветут зелено-желтыми букетами. Знакомая с детства дорога. На автобусной остановке у ст. Сула, пока ждала машину, наблюдала выступление пьяного мужика – всё то же, ничто здесь не меняется. А в ресторане какой-то подвыпивший старичок рассуждал вслух о том, что такое коммунизм, К.Маркс и Карпенко – но это было уже остроумно. Не устала, т.к. оторвалась от домашнего быта, мелких забот, телефонных звонков по делам и т.д. Дорога протянула спасительную руку, как писал Гоголь. А ты наверное сейчас смотришь визит Карлсона (Горбачева?)? Хотелось бы быть у тебя на диванчике.
Утром опустила письмо Жорочке с поздравительными открытками [40-летие]. Завтра начну моделировать неолит. Автобусы ходят, поеду в 9 утра, на сегодня всё. Ложусь спать с комфортом.
16 апреля 1986. Свиридовка.
Утро солнечное, безоблачное, прогулялась по магазинам. В ужас пришла от убожества в продуктовом. Только всё по спекулятивным ценам (кооперация), мясо, колбасы. Масла же, молочных продуктов, рыбы нет и в помине. Кажется, у них карточки на это всё. Дожили! Но в книжном купила пьесы Чехова (двухтомник) – полностью всё, и «Записки охотника» Тургенева – тоже всё полностью отдельным изданием. В промтоварах убожество, какой-то утиль или просто всё какая-то ненужная чепуха во вкусе Надьки. Автобус был вовремя и я подкатила к Сеньке на горячую картошку. Тут же пришла и Надька, т.к. ждет вестей о Люде. Всё то же, тот же жуткий быт, но выглядят обе хорошо, даже лучше, чем в прошлом году. Из разговоров поняла, что вся Людкина лень, неумывание – всё от Надьки. Сеня говорит, что она сама никогда не умывается, делает всё невероятно медленно, а одежду гноит. Ни к чему Людку не приучила. А теперь без денег, т.к. мебель роскошная и всякие балы, а когда я сказала, что Люде надо купить что-то необходимое ко дню рождения, она и ухом не повела – сплошные долги, и она ничего не может. Вот такая нахалка. Сеня ее ругает и тут же оправдывает – огород, хозяйство – уважительные причины.
В общем, больше не буду заводиться ни о чем, лишь бы Людка там чего не выкинула без меня. Сеня в ужасе – як це так одну покинула у хатi, вона ж боiться (это про зиму) – это я, а Надька ничего, т.к. хозяйство.
Теперь хатка наша – всё ничего, но завелись крысы, прогрызли несколько дыр и наточили горы земли. Весь день всё это убирала, забивала норы, топила печку (уже не дымит, помогли Коваленки), сейчас вечер, уже можно посидеть у теплой стенки. На дворе ясно, но, видимо, будет заморозок – к вечеру +5, барометр пошел вверх. В садике чудесно – всё повылазило и цветут голубые пролески и огромные куртины лиловых фиалок, поют какие-то необычные птицы в лесу, но не соловьи, очень красиво. Маруся выглядит плохо, болела, в хате холод и запустение. Деньги тебе посылала, т.к. сказала, что ты ей написала «плитка стоит 10 р.». Я говорю, что такого Рита не писала, а она уверяет, что писала. Завтра отдам ей деньги. Посылка моя прибыла сегодня же и всех их угостила маслом, лимонами, конфетами (в т.ч. и Коваленков). Ну, в общем, жду тепла и общения с природой, всё остальное весьма грустно. Что-то поделаю в садике, уберу, в нем много сухого бурьяна.
Теперь жду твоих писем, репортажей, что там в нашем Херсонесе. Было ли что-то от деток до твоего отъезда? Главное же – что привезла Анн, какие сведения? Очень жду.
Будков еще не видела, но молока у них нет. Не беда, есть картошка, яйца и травки всякие уже повылазили. Масла у меня достаточно.
Пока всё. Ложусь спать. Целую. Зоя-отшельник.
17 апреля 1986, вечер в хатке.
Сегодня прибыло два твоих письма – от 12 и 13 апреля с вложением фото. Напрасно ты на меня наводишь критику и пугаешь «кря-кря». Сегодня был сказочно красивый безоблачный день, и я с утра тихонько удалилась в яры. Нашла то место, где цветут чудо-синие, как небо Италии, пролески, и призывала сестричку полюбоваться со мною. Это за дачей Андреяшева, следующий яр, сразу внизу на северном склоне начинаются эти голубые пролiски (фиалки) в еще почти голом лесу. Если бы здесь было какое-то управление по охране, то это место надо бы заповедать. Совершенно сказочно и необычно. Жду посылку с пленкой, а пока принесла букет, поставила на столе – получился праздник, рядом еще и густо-лиловые ароматные фиалки и цветущая ветка кизила. Надышалась, наслушалась птиц, не встретила нигде ни души. Этим моя поездка и оправдывается. Ну а остальное время платила дань за пребывание. Пришла Сеня – чого ты не йдешь йисты, я наварыла. Пригласила и Марусю, пошли вместе. Обедали всё в той же кухне на шкафчике. Разговоры у них всё те же, даже еще скучнее, т.к. меньше событий, меньше всё же пьяниц. Сеня стонет – огород, багато роботы и всё то же. Затем с ними рассталась и пошла к Наде поговорить о Люде. Наедине рассказала всё, как есть, и сказала, что ей Люде надо что-то купить, одеть к весне, чтобы она в этом приняла участие. Но у нее нет грошей – выплачивает мебель (безвкусица дикая). Всё убрала в комнатах напоказ. Сенька страшно этим гордится и жаждала, чтобы я посмотрела, как у Нади шикарно. В общем, дурные и нахалки. Но у Нади болит грыжа (надорвалась) и ей надо ложиться в больницу, а она собирается опять сажать этот дикий огород, разводить живность и т.д. Чем это кончится – боюсь, что плохо. Зубов так же нет. На завтра наготовит обед в мою честь. Еле упросила ничего особенного не затевать, т.к. она действительно больная. Придем втроем – я, Сеня, Маруся. Но это их инициатива, откуда-то они пронюхали или запомнили эту дату [70-летие Зои]. Люда ей нужна, чтобы летом полоть этот огород, хозяйничать – остальное ее не волнует и от всех серьезных вопросов она уходит, как не слышит. Уже и в Миргород не хочет ехать узнавать о Людкиных дурных письмах. Конечно, растрепала по селу, как и следовало ожидать. С Опрыщихой мило поздоровалась, дам ей каких-то семян, если захочет. Ее Люда вышла замуж в Москве, так что может ей всё слать. Не вздумай ты такое делать. С Сеней отношения у них опять очень натянутые. Встретила Татьяну Будкову – она, бедная, идет на операцию, что-то по женской части, операция серьезная, а она еще и такая невероятно толстая. Молока у них нет. Со мною очень мило поздоровалась, расцеловалась. Коваленчиха в восторге от фотографии и я уже получила тарелку с домашними коржиками к чаю. А чай у меня тоже чудо – из Wild Cheery, с каким-то особым ароматом (от Женечки). Печку натопила. Дров вокруг полно. Сижу сейчас, как у камина, напекла картошки (Маруся дала, у нее много). Крыс нет, т.к. коты их половили, но вчера, когда убирала то, что они натворили, вспомнила, что Чехов ловил у себя в Ялте мышей, и это меня подбодрило.
Ты пишешь о швейцарских впечатлениях Жо, но это же еще не из писем, а только по телефону? Как же будет с письмами? Когда же ты получишь, если их нет еще до твоего отъезда? Буду ждать здесь, может, чего-то дождусь. Потихоньку буду возиться в садике. В нем очень приятно, особенно по утрам. Орех твой жив и заметно подрос, а вот мелисса пока не подает признаков жизни, так же как и титония и клематисы. Но, может быть, им еще рано? Посмотрим. Дошло ли мое письмо от 14 апреля? Не я опускала. Пока всё, ложусь и буду еще читать Тургенева.
Целую крепко. З. Пиши, что застала там (в Херсонесе). Завтра напишу Женечке.
18 апреля 1986. Свиридовка. Утро. [Зое - 70 лет]
Риточка,
почта будет два дня выходная, и строчу еще – главное – перескажи, что же было у Жо в его поездке, какие впечатления, чем он там занимался, кроме прогулок в одиночестве, кто кормил, финансировал и т.д. Может, до отъезда что-то получишь и от Женечки, так перескажи.
Обо мне не беспокойся о дате, стараюсь не думать, а продолжать всё, как было, только в членкоры, и ни в какие высокие ранги не хочу. Делала зарядку, буду потихоньку возиться в садике и совершать прогулки с фотиком, когда прибудет пленка. Какие там надо делать выдержки на природе – напиши.
Ведь Сула очень разлилась, а по берегу цветут ярко-желтые калужницы – это и подобное надо заснять.
Думаю, что с аборигенами всё уже уладила. Деньги 10 р. Марусе отдала. Никаких разговоров особых вести и дружб водить не буду. Главное – твои и деток письма. Сейчас напишу еще Наташе – чтобы с Людкой особо не заводилась и не портили себе нервы. Пусть идет, как идет. Надеюсь, что ты в эти дни 19-20-го им позвонишь и что-то узнаешь.
Ох, какие же у меня цветы на столе – такое чудо. Вот это и есть праздник!
Всем Сизифенкам привет!
Целую крепко. З.
20 апреля 1986. Свиридовка.
Клематис
Дрогая Риточка,
Репортаж продолжается. Вчера был чудесный день – солнце и ветер, лес шумел, и я возилась в садике (субботник), обрезала кусты и сухие стебли прошлогодние. Клематис начал подавать признаки жизни, типичный однолетник – и корни не сохранились, собрала семена, но насколько они полноценны, посмотрим. Не подает признаков жизни мелисса, подождём. Обедала там же – на бровке – печеная картошка с салом (принесла гостинец Маруся Будкова + яйца) и зеленый лук и чеснок. В пять часов пошла к Сене – там сплошной стон, и пришлось вытащить ей всю картошку из погреба. Котов она не признаёт, так вот крысы переточили ей весь ее урожай в ее яме с железной лестницей. Но 10 ведер на посадку всё же отобрали. Она их держала там в железном баке.
Сегодня Природа устроила всем отдых – ночью пошел дождь, идет и сейчас – с ветром. Но это и хорошо для урожая, растений, всего, если он не будет долгим. Насобирала воды – меньше носить из колонки. Печку буду топить, т.к. топливо заблаговременно внесла в коридорчик. Пишу письмо Женечке, Жорочке, Зойке Малой. А ты еще в Ленинграде и выедешь лишь завтра, а я всё жду от тебя вестей. Почта сегодня выходная, может быть, будет что-то завтра. Главное еще – как там Людка, звонила ли ты им? И сразу же напиши, т.к. она сама без моего нажима писать не будет, а Наташа на письма тоже туга.
Надька носит твое письмо, которое отобрала тогда у Сеньки, и продолжает его изучать. Больше всего ее задело то, что ты написала, что Сене с нею жить будет трудно. Она же всем доказывает, что это с Сеней трудно…
Но о Людке я с ней много говорила наедине. И она все мои наблюдения подтвердила, сказала, что ленива, хитрит, симулирует, обманывает и еще, оказывается, воровала. В магазине покрала какие-то брошки, и был скандал еще при Мыколе. Вот сколько в ней гадости намешано. Но я об этом и о ней никому не говорила, кроме Надьки. А о письме твоем сказала, что оно не тебе адресовано, и объясняться не буду, не читай чужих писем. Из Сеньки же, как только речь заходит об огородах, хозяйстве Надькином, сразу же вылазит Кабаниха.
В общем, держусь от них подальше, ни в какие их дела не встреваю. Беспокоит только Людка там. На 18-е Надька таки приготовила роскошный обед и вела прием в своей новой квартире, в парадной комнате, убранной в ее вкусе (попугайский), но все ости были в восторге, в т.ч. и Сеня. Пребывание на воздухе весьма благотворно – сплю, и таблетки перестала глотать, даже не верится. Ложусь рано.
Получила поздравки: от Н.Л. с подробным письмом, от Веры и телеграмму от Николаенок. По вечерам наслаждаюсь музыкой (проигрыватель вполне исправный) в тишине и одиночестве, слушаю романсы, топлю печку – иллюзия камина.
А Галя Киевская там как на сковородке горячей, и просит заехать, хоть на обратном пути – ищет поддержки. Люди сами себе устраивают ад – из ничего. Слишком много гадости на свете развелось, и она прогрессирует. Пиши, что же там на древней греческой земле? Очень жду. Целую крепко. З.
P.S. Смотрю в окно – облака, как над Стоунхенджем, несутся, полные влаги.
22 апреля 1986. Свиридовка.
Риточка, дорогая,
Сейчас утро и ты где-то уже в поезде за Москвой. Что было перед отъездом? Были ли письма, звоночек, виделась ли с Анн (Станкевич) и что она сказала?
Твоя посылка прибыла вчера – она просто потрясающая. Ты достигла вершин художественного прикладного искусства! И когда успела? Где взяла таких красивых ниток? К этой накидке нужно и платье какое-то однотонное, гладкое, под цвет, и самой выглядеть соответственно. Это надо было быть в таком в Кембридже на съезде, где у меня еще есть много интересных знакомств. А пока любуюсь ею. Семена, лекарства – всё нужное и все проблемы с ними решены. Замечательная селедка – на сей раз не испортилась. Большинство из того, что ты прислала (семена), использую здесь сама, т.к. им давать то, чего они не знают, например, капусту – бесполезно, да и цветы загубят.
Пшено отдала Марусе, она сидит без него. Видимо, сын не прислал, но я вопросов не задаю о нем. Она мне дает картошку, у нее много, а курка несется в моих сенцах, и она сказала забирать яйца себе. Лекарства, свеклу, редиску отдам Сеньке. Сони пока нет, но шарики сохраню для нее, одну коробочку начала глотать сама. Кстати, читала ли ты о гомеопатии и гомеопатах в «Известиях»? – тоже писали об их участи и беззащитности, непризнании [их преследовали при сов.власти]. А в «Литературке», которую ты вложила, еще что-то дикое о Кижах, не дочитала вчера вечером, уснула. Мне эту газету давала Раечка на полчаса по поводу молдавских деятелей. Хорошо, что ты вложила.
Вчера устала и рано легла спать. Ходили с Надькой на кладбище – она попросила семян – что-то там посеять, а я ей накопала готовых цветов многолетников, т.к. их у меня насеялось очень много, и пошла с нею, т.к. она не может наклоняться, у нее обострилась грыжа, и мне пришлось самой всё посадить и полить. По пути нарвала пролесок и фиалок в яру и поставила букет на Вариной могилке. Стало после дождя прохладно, но всё равно там посидели, и после я уже ничего не могла делать, а легла и читала. Печку натопила, напекла картошки к селедке и сварила гречневую кашу (осталось в баночке немного и крупы твоей, очень кстати). Барометр продолжает идти кверху, так что погода должна опять наладиться, и надо потихоньку возиться в садике и ждать почту от тебя и деток.
Звонила ли ты в Кишинев и что там Людка? Она глупенькая всё же ужасно, написала сюда маме о том, что Саша ее любит, но не показывает вида, но чтобы тете Зое об этом ни слова, т.к. «буде щось страшне». Наивная, дикарка и замешана уже на таких страстях. А Саше там при мне сказала, что за нею бегают все мальчики в училище. Надьку заставила послать ей отсюда плащик, оказывается, есть вполне приличный, пояс с подвязками – отослала вчера бандеролью. Пока всё. Жду твоих репортажей. Целую. З.
23 апреля 1986. Свиридовка.
Риточка, дорогая,
Как ты доехала? Кто тебя встретил? Погода, обстановка? Утром проснулась рано и представила севастопольский вокзал в 6 утра, все наши приезды и встречи там. Как я вас или вы меня ждали у ворот музея. Последний раз – Жорочка. А сейчас встала и послушала, как поют чудо-птицы, и некоторые прилетели и даже сели под окном. Нужен телеобъектив. А может, это детки посылают привет из далека далёкого…
Что у меня? – главное – вчера получила два твоих письма – от 16/IV и 18/IV. Последнее – быстро. Удалось ли еще раз побывать в саду? И что-то там сделать? Но ты не переживай – ведь там всегда весна такая затяжная, в первых числах мая обычно возвращается холод, бывают заморозки и всё затормаживается. Стахиса у Майи целая плантация, и на обратном пути в Кишиневе она тебе накопает рассады. Твои сведения (общие) интересные, т.к. я действительно здесь оторвана, но и сама научилась разбираться и догадываться. Жизнь мои догадки подтвердила.
Всё забываю написать, что в Миргороде, что на реке Хорол, есть музей декабристов – шикарный дом, сохранившийся, Муравьевых. У меня есть и фото его в книжечке о Полтавщине, и нам надо туда съездить вдвоем. Когда мы ездили в Сорочинцы, то где-то совсем недалеко проезжали мимо этого места.
Вчера Надя опять закатила обед по случаю Людкиного дня. Но Сеня не захотела к ней идти и Надя всё принесла к ней. А Сеня наварила борщ. Обедали в комнате, Сеню заставили одеть (насильно) новое платье, я ей привезла свое рябенькое, которое уже давно не ношу. Сопротивлялась ужасно. Были вареники, очень вкусные, и после этого осталось всего очень много, принесла еще домой и Марусю угостила. Но после них пошла в лес – как там красиво и какая совсем другая там жизнь и настроение! Синие пролески и фиалки всё еще цветут, всё развивается, оживает. Вечером же занималась и посевной – т.к. попроростали намоченные семена и сейчас, утром, буду продолжать. Топить приспособилась к вечеру сухим бурьяном и ветками из садика. В хатке делается тело и уютно, ложусь рано и еще читаю в постели.
Отнесла вчера Сене твои лекарства и семена, она стонала, плакала, благодарила. Главная же ее тема – не може робити як Оприщиха. А так как железный робот, не разгибаясь, под окнами что-то сажает, сажает… весь день. Одевала я твою накидку на зеленое платье, очень красиво, посмотрела в зеркало – действительно, это произведение искусства.
Главное же – жду твоего следующего письма. Что сказала Анн? Виделась ли она с Жо, какие вести? У меня ничего нет, да еще и рано быть. Надо ждать, ждать. А что тебе ответили из Кишинева, дозвонилась ли до них? У меня от них вестей нет. А получила ли ты мое письмо из Бахмача от 15-го, посылала еще на Ленинград. Очень хочется повидаться с покинутыми родителями, особенно Зелеранскими. Они тоже возятся в саду? Вспоминаю их всех. Пиши. Жду, целую крепко. З.
(Очень красиво расцветает абрикос под окном.)
24 апреля 1986. Свиридовка.
Риточка, дорогая,
Какая ты у меня умненькая и разумненькая – сегодня прибыло твое письмо от 20/IV с описанием твоего субботника и последних событий. Всё же письмо от Жечки доползло до тебя – уже достижение – от 31/III. И хоть немножечко сведений – хоть куда писать. Я послала на его прежний адрес. Естественно, т.к. другого у меня нет (адрес Памелы остался дома). А что это за персонажи, на которых ты похожа на фото – Воланда и Азазелло? Я понятия не имею, просвети.
Теперь самое главное – что ты выдавишь из Анн. Жду письма из Харькова. После Бахмача я тебе в Ленинград больше не писала – всё направлено в Севастополь на п/о 45. Лови! Это уже послание №6. Но из Бахмача написала поздравку Жо и Наташе всякие инструкции, может, тоже дойдет быстро. Хорошо, что ты о звонке в Кишинев написала на отдельном листочке, я отдала Сене, чтобы изучала. Она так поглощена своим огородом, что о Людке и не вспоминает. Надька не показывается, и сплошные волнения у Сени – « що вона спыть, ничого на городи не робе». А я сказала – лучше подумай о Люде и напиши ей письмо, а Наде надо ехать в больницу. Но это всё бесполезно, они как безумные.
А что же я? Вчера вылезло давление. Почти весь день спала, принимала свои таблетки. Резко поменялась погода – вдруг стало тепло, отпала необходимость топить, абрикос просто на глазах расцвел за один день. Солнечно, красиво, из леса тонкие ароматы, к вечеру запели лягушки, а сегодня утром впервые – соловей. Да так близко, прямо сразу за нашим садом, в яру. Взяла я фотик, зарядила твоей пленочкой и потихоньку поползла прямо с утра в лес. В затылке еще тяжесть, сердце болело, но я брела лесом медленно,
с отдыхами, и дошла до того яра за дачей Андрияшева, где всё еще буйство синих пролесок. Сидела там долго, примерялась и делала снимки. Птицы там заливались так весело, самые разные, и такие необычные, незнакомые, а я, дурочка, не взяла на сей раз бинокль. Садились на ветках близко от мня. Ползали ужики. На обратном пути собрала фиалок и всяких других лесных цветов. Фиалки здесь с особым, тонким ароматом, нигде больше я таких не встречала, и весь лес наполнен запахами и весенними звуками. Пришла уже в 4-ом часу. У меня была сварена гречневая кашка и я опять улеглась в постель и проспала часа три. Сейчас уже вечер, голова прошла и я покопалась в садике. Намочила все нужные семена твои, а потом долго сидела на пороге и наблюдала, как всходила луна. Лягушки всё так же поют, а птицы затихли. Теперь надо сползать на Сулу и заснять там цветение калужниц. Лишь бы получилось что-то. Очень хочется, чтобы что-то получилось.
Теперь опять начнется перегрузка почты из-за ненужных поздравок (я их не пишу). Но ты пиши, пиши, что тебя там встретило, какая обстановка. Целую крепко. З.
Продолжаю еще 25/IV. Утро роскошное, солнечное, поют соловьи, делала зарядку и пью Жечкин Wild Cherry. Фиалки вчерашние на столе всё еще издают аромат леса. Буду опять куда-то ползать с фотиком – это интересно искать красоту.
Маруся просит тебе написать о своем коте. Она зимою приютила выброшенного котенка несчастного, полудохлого, а сейчас он у нее огромный, черный, шерсть, как бархат блестит, и половил всех крыс и мышей, но меня боится, всё же дикий. Сама Маруся очень одичалая тоже, вся худая, грязная, ходит в страшном рванье, хоть и есть что одеть, Будки ей приносят изредка молоко, хоть у них самих мало. Но она не жалуется, не стонет, куры у нее красивые и их много (кажется, 10). Один лишь раз сказала, что нет писем от сына. В хате запустение, грязь, в общем, нет уже сил. Приемничек не работает. Вот надо бы внучке молодой, здоровой, приехать и навести порядок, но ведь так не бывает.
Сеня тоже не лучше – ходит навьюченная тяжелейшими ватниками, в валенках с галошами, как в блокаду, от одной этой одежды можно заболеть. Пыталась ее разоблачить, но бесполезно. А на дворе уже теплынь и воздух весенний, свежий.
Жаль, что Зойка М. не сможет приехать, но приглашение я ей давно послала, а я надеялась, что, может, она и в свой декретный отпуск поживет здесь. Ведь как на курорте. И спокойствие.
Питаюсь твоим крилем, селедкой (ее вымочила и залила олией), варю картошечку с любистком. Маруся уступила баночку молока и я поставила на кислое. Яйца в избытке и даже ночью делала гоголь-моголь, вспоминала Жорочку. Пока всё. Жду… жду…
26 апреля 1986. Суббота. Вечер. Свиридовка.
Риточка, дорогая! Сегодня очень ждала твоего письма из Харькова, но оно не прибыло. А завтра недiля и почта закрыта. Может, из-за праздников связь уже затормозилась. Очень хочу знать и беспокоюсь, какие сведения от Анн, если они есть вообще. Твое последнее письмо из Ленинграда от 20-го пришло 24-го – предельно быстро. Кишинев же молчит. Людка им не пишет без меня – так им и надо, они ведь и не представляют, сколько там с нею возни и мороки, нажима по всем поводам. Но и они успокоились – поглощены огородами. А подруга Надька уже вышла замуж, привела приймака домой, такого же.
А что застала ты там? И как тебе там? Какие номера писем моих получила? Очень жду твоих писем. От деток ничего нет, да т рано им быть. Хотя о том, что еду, им было известно давно – написала еще в начале апреля о том, что у меня есть билет, а по телефону Жо ты ведь говорила еще в марте, до его поездки (в Швейцарию). Во всяком случае, завтра пустой день и сбегу куда-либо подальше в лес с фотиком.
Все дни у меня болит голова, видимо, держится моя гадость. Но я всё равно в садике, или в лесу, а во второй половине дня принимаю таблетку и сплю в комнате.
Семена попрорастали и хочешь – не хочешь их надо класть в землю, вот я и верчусь – иногда это делаю к вечеру, после сна, когда становится легче. Погода и природа сказочно прекрасны. Тепло, всё быстро распускается, лес зеленеет, меняет окраску на глазах, как безумные заливаются соловьи. Сегодня к вечеру была гроза, и после нее особенно стало тепло, ароматно и поют птицы. Появилась Соня («Сонька») – отдала ей шарики и понемножку всяких семян. Она всё же наиболее нормальная из них, хоть и говорливая. По-прежнему все друг с другом в ссорах. Маруся с Коваленками (хотя они зимою ее всё время спасали – носили еду, воду, когда на болела), ворчит и на Будков. Будки с Сеней, а Сеня с Опрыщихой. К той сегодня приехали внуки сажать огород, а Сеня с ума сходит. Но ко мне посидеть не ходила, где так сказочно прекрасно, а побежала в свою халупу. Ничем не интересуется, не читает и плохо слышит, ей надо кричать, а у меня от этого болит в затылке. Еще она и в платках.
Сегодня вербная суббота, а завтра недiля – праздник, через неделю Пасха. Мне Галя из аптеки принесла много яиц и хочется покрасить. А ты там соверши крестный ход вокруг Херсонесского собора и помолись за деток.
27/IV. Продолжаю на следующий день – вербное воскресенье. Дождик лил и ночью. Утро солнечное, но очень сыро после дождя. Земля сильно промокла, а новая партия семян за ночь сильно проросла, и пришлось с утра всё заделать в землю. Раздала оставшиеся проросшие семена всем – Соне, Марийке, Будкам, а Марусе сама посеяла. Затем устроила купанье в сенцах и отправилась к Сене на званый обед. Вчера была и баня, но я не в силах была идти, пара я не выношу, а Сеня ни в какую. Разве что на носилках. Но она сегодня вымылась тоже дома, оделась в мое коричневое платье и выглядела очень даже неплохо. Нашла мамину открыточку из Кишинева, где мама жалуется на болезнь свою. «О це ж i менi тепер таке». А я говорю – совсем нет, ты еще можешь копаться в огороде, работать физически, сама ходишь по улице. А у мамы была тяжелая болезнь сердца, сердечная недостаточность, и на жила последние годы на уколах. А она мне заявляет: «яка там болезнь, вона вмерла з голоду, бо лiкарi ii запретилы iсты». Вот и поговори с нею. А уж после того, как она начала цитировать «Мудрого», я вылетела из хаты и пошла в лес. Фотоохота ограничилась лишь двумя кадрами, но дошла почти до Сулы. Там цветут калужницы и целые озерца воды в лесу. К самой реке не смогла добраться – сплошные озера воды, а я пошла в тапочках. На счетчике оставалось 5 кадров, но пленка кончилась через два, а новую я не взяла. Было жаль, но я ведь экономлю и снимаю лишь самые красивые необычные картины природы. Сняла лес, затопленный водою, и массу ярко-зеленых цветов – калужниц между деревьями. Так хочется, чтобы что-то получилось. Обратно шла через дачу, сидела долго на пне, отдыхала, собрала опять фиалок и нашла цветущую вербочку. А сейчас вновь к вечеру надвигаются грозовые тучи, барометр упал. В хатке сухо и тепло. За день ее нагревает солнце, и топить уже совсем не надо.
Посмотрим, что завтра принесет почта, будет ли она действовать, или связь прервется. Всё завалено стандартными безвкусными открытками со стандартными фразами, сколько же можно это продолжать, ничего нового.
И у них ничего нового. Сенька хотя бы поснимала свои «картины», так нет же, опять вешает на них рушники и стонет, от этого одного можно заболеть психически, что с ними происходит. Стараюсь не глядеть и не слушать, но иногда волей не волей взрываюсь от глупости и тупости.
28/IV. Утро солнечное, гроза вчера не состоялась, но барометр падает. А дни-то бегут, щелкают, и весна полетела уже, как на крыльях. Закуковала зозуля, соловьи же пели всю ночь и даже в хатке слышно их щебетанье. Бегу опускать письмо.
Целую крепко. З.
Жду… жду…
28 апреля 1986, вечер.
Риточка, пишу почти каждый день, чтобы было тебе за чем бегать по прекрасной аллейке.
Сегодня прибыло сразу два твоих письма, беспокоилась, ждала. Самое главное, что ты говорила с Жорочкой, а он с Женечкой, и цепочка задействовала. И где это их письма идут, пробиваются, как и наши туда. Я опустила им обоим письма с описанием моей жизни здесь 21-го утром. Из них они поймут, что мне совсем уж здесь неплохо, и когда была прохлада и я топила печку по вечерам в одиночестве, то чувствовала себя даже лучше, чем сейчас, когда наступила пышная весна. Но теперь напишу им, наверное, сразу после первого мая, т.к. боюсь, что сейчас где-то застрянут, а писать буду постепенно сейчас, т.к. обычно что-то надумаешь, а потом забываешь, о чем хотел сказать, в спешке не получается. Буду писать и Елене, ей я еще ничего отсюда не посылала. Сегодня путешествий не совершала, т.к. пошел среди дня опять дождик, он теплый, но наделал много росы, и ходить трудно. К вечеру протряхло и я работала в саду, предварительно поспала днем, уснула за чтением газет (взяла у Маруси). Всё там растет как на дрожжах (цветы многолетники) и кое-что из того, что посеяла, уже всходит. Тепло и много влаги, но чо же будет, когда уеду, ведь всё дико зарастет бурьяном и погибнет. Так жаль. Хоть нанять какую-то девочку, чтобы полола и следила. На Людку надежды никакой, т.к. она растений не знает и полоть не умеет и не любит. Но в конце концов, это не важно, главное, что сейчас я провожу раннюю и среднюю весну на природе, выхожу по утрам в садик, где ни души, чудный воздух, поют соловьи и расцветают деревья.
О кишиневском окружении дома даже вспомнить страшно – там же теперь под окнами с утра до ночи еще и футбол – крики дикие, и вообще толпа, и вонь из подвалов. Выйти совсем некуда. Лес загажен. Мои цветы там под балконом бабка нижняя перекопала и посадила цыбулю.
Но главное, где же сведения, что было у Жорочки в его поездке, впечатления. Получила ли ты что-то в письме об этом, или он тебе рассказал по телефону, но ты мне об этом ничего не написала. Очень жду. И что там в Херсонесе, как тебя встретили, где поселили? Что вы там будете делать? Если встретишь моих знакомых старушек – передай привет, никому я не пишу, никаких поздравок – надоело.
Наташе пишу лишь всякие инструкции по работе. Сеня сегодня приходила звать обедать, но я не пошла, а заставила ее посидеть у меня, они уже забеспокоились о письмах Люды, пусть.
Наступила пасхальная (страстная) неделя. Дома здесь, пользуясь дождями, я кое-что перестирала, погладила, у меня чисто и уютно, буду красить яйца. На столе фиалки, вербочка и желтая калужница. Отмечу Жорочкин день.
Выспалась ли ты? Ходи по утрам к морю на зарядку, пробежку и старайся быть весь день на дворе, на воздухе – сон наладится. Бедная Анн, что же с нею, неизвестно ведь. А Татьяну Будкову возьмут на хирургию после праздников, т.к. в праздники не будет нужного ухода. Вот это уже не дай бог.
Пиши своей сестре крымские репортажи – жду… жду… жду… Целую. З.
Приносите ли жертвы в честь Диониса?
Катя (Пелях) огорчена – дома у нее нелюбовь с зятем. Она там в роли кухарки, не более. Всю библиотеку Мечислава она не уберегла, не помнит, кому что давала, остальное зять выкинул и заполнил своей сугубо технической литературой. Кое-что я успела у них сразу забрать – то и осталось у меня. Вот так всё проходит.
Но Галя должна принести жертву Дионису за то, что нас опубликовали в Париже, и вы это все устроите, как положено, дабы не прогневить богов, до сих пор они нам содействовали. Пусть помогают и далее, будем просить.
29 апреля 1986.
Риточка, дорогая,
Сегодня необычный день – пришло письмо от Женечки да еще с вложением чудесного фото. За столом в твоей комнате на фоне твоего шкафа, где видны все портреты, книжки и карта греков. Он очень хорошо вышел, так на себя похож и такой спокойный, непосредственный вид домашний. Пишет 8/IV. Нашел квартиру в 15 минутах ходьбы от работы в доме индийца, который живет сам напротив, а в доме, где Женя, еще их сотрудник, «очень симпатичный человек, так что у нас тишина, как и кругом, и вот только оторвавшись от Лондона, я понял, как мне это нравится и обратно совсем не тянет. Хочу теперь собственный дом с садом! Бывают же такие метаморфозы и даже с продуктами (испорченными) цивилизации».
Но на старую квартиру надо ездить по выходным за почтой и поливать цветы, т.к. в доме никого не осталось. Главный хозяин путешествует по Китаю. Погода холодная, с неба крупа сыплется. Елена звонит, бодренькая, и даже ходит в кино. Жо вернулся, надышавшись горным воздухом. На работе всё хорошо – и я доволен, и мной, кажется, тоже. Вот основные сведения из этого письма и адрес, который тебе пишу:
Y. Yanushevich
8 Hadleigh Rise
Caversham
Reading Berks RG4 ORW
England
Сегодня весь день проболела – болел живот. Мне кажется, что виноваты консервы – треска. Пила чай и читала в постели с грелкой. После письма ожила и гуляла по Стрiлице с котом и Марусей. Там буйно цветут ранние сливы, аромат, красота и соловьи. Наварила к вечеру супа с рисом и выпила глоток горилки у Маруси. Кажется, полегчало. От тебя сегодня ничего нет и из Кишинева тоже. Почта в майские дни здесь будет работать. Жечке настрочила ответ и опускаю завтра утром, как и тебе.
Напиши, на какие дни приходят мои послания? Когда прекращать их? На какое число купишь билет на самолет до Кишинева? Чтобы я выезжала отсюда соответственно. Думаю, что мне раньше 11-го не стоит пускаться в путь, т.к. дорога будет перегружена. Мы должны обязательно встретиться и поговорить, сама знаешь о чем. Написала Гале Киевской, что остановлюсь у нее на Русановке, но в институт их не пойду. От Зойки М. сигналов никаких. Пока всё. Целую крепко. З.
1 мая 1986. Свиридовка.
Риточка, поздравляю с юбиляром, маленьким Жорочкой! (мне 40 исполнилось, в этот день, как обычно, работал у Синявских). Отмечать этот день начала с 6-ти утра (не спалось). Вышла в сад, солнце еще не всходило. Птицы заливались необычно весело и на все лады, а соловей (один из них) - прямо на сливе перед хаткой. Так и осталась в саду – пророс сельдерей и его надо было срочно высеять, сделать грядку с рыхлой землей. Воздух же - просто чудо!
Днем почта работала и получили твое письмо от 26/4. Но ты стала писать такие коротенькие репортажи. Где же ты живешь и что же с твоим животом, ведь в предыдущем ничего на такую тему не сказано. От чего? У меня ведь тоже. Сижу на диете, варю суп по Марусиному рецепту. А Сеня не верит и обижается, что я у нее нiчого не йим. «Це загорылась, чi гыдуеш». Сама стонет, но другим не верит. Она же клала в гречневую кашу маргарин, а я его не переношу, может, от этого, а может, консервы из трески – они подозрительные были. Сейчас уже проходит, но к еде еще опаска.
К сожалению, здесь нет журнала «Природа». Взяла в библиотеке «Новый мир», но ничего пока интересного не нашла (№1 и 2 за 86 г.).
Вот так нас жизнь разбросала, все в одиночку, и так грустно. Но, может, они там всё же не одни? Если бы дал бог такое! Будет ли что-то здесь от Жорочки? О Женином письме уже тебе сообщила сразу же. И всё равно жду… жду…
Погода здесь всё время чудесная – тепло, расцветают постепенно деревья. Венгерки, на беду, опять цвести начали. Готовится распуститься сирень и яблоня дикая. А вишни, те молоденькие, подросли и все в цвету. Сказочно прекрасно. Здесь не так быстро всё пролетает, как на Юге. Написала сейчас Жорочке-лапочке и вложила пролески.
Зойка М. написала – ей сидеть в любом транспорте противопоказано – не приедут. Вот какая молодежь пошла. От Людки же ничего нет к маю. Но меня удивляет Наташа – я ей послала несколько писем и просила сообщать, хоть в нескольких словах, что там у них происходит. Надо было просить Катю. Она надежнее. Что же в доме у Сизифенок – дети какие? Всё то же или какие-то изменения? Где ты обедаешь, с ними? Ну а сегодня у вас, конечно, праздник, я же хотела красного сухого вина, но его нет и в помине, и не возят теперь совсем. Одна горилка. Угостить кого-либо нечем. Конфеты поганые здесь.
Но я мысленно в гостях у Жорочки и с вами тоже у моря.
Надька не показывается, занята своим хозяйством. Она невоспитанная, нахальная, но и Сеня с нею на пару. Друг друга стоят. И что ей (Надьке) ни говоришь, к ней не пристаёт – гы-гы! – вот и всё. Как и когда-то в детстве.
Явились все Опрышки, но с зятем можно хоть о чем-то поговорить, остальные же – роботы. Только сажать, полоть, йисты. Завтра еще почта будет работать, а 3 – 4 закрыта. Может, завтра еще что-то будет. Если от Людки ничего не будет, закажу телефон. Просто наглость! Ведь она дура и эгоистка не подумает о других.
Сообщай о дне вылета в Кишинев. Там мы ее потрясем – но к ней всё так же не пристаёт, как и к Надьке.
Scilla sibirica, посланная Зоей.
Вкладываю пролiски и тебе. Это Scilla siberica. Они в живом виде значительно ярче. О, если б получились мои снимки!
Пока всё. Дыши морем и степью. Бегай по кипарисовой аллейке /к почте/, т.к. я тебе пишу почти ежедневно. Целую. З.
Собираюсь красить яички и отмечать Пасху.
7 утра.5 мая 1986. Свиридовка. [После Чернобыля]
Риточка, дорогая,
Не знаю, будет ли сегодня открыта почта, но пишу на всякий случай, чтоб скорее дошло.
Виделась с Опрышкиным зятем еще 3-го вечером. Он специально ездил в Лохвицу в райком партии и выяснил, что радиация у нас не 10, а была 0,10, а сейчас 0,24. Пока тревоги нет здесь. Он же, оказывается, преподает вот эту самую противоатомную защиту. Сказал, что у нас служба эта поставлена никуда, т.е. ее нет, а вот у каждого японца в кармане трубочка-измеритель уровня радиации.
Не рекомендовал пользоваться дождевой водой, и в случае ветра и дождя лучше не высовываться, что я и делала. Видел там беженцев из р-на бедствия. Взрыв был, настоящий атомный гриб, очень сильный, и дело серьезное – всё это полетело высоко в атмосферу. Утечка же была и раньше, ее зарегистрировали на Западе еще до взрыва, а у нас опять халатность. Поэтому там подняли шум, и даже Надя уловила что-то по Немецкой волне, что там очень возмущаются нами. Запретили въезд машин с востока.
Погода начала исправляться, т.е. дождь прекратился, но вчера бушевал ветер и стало холодно утром, +5. Сегодня ночь ясная и на грани заморозка. Ветер северный. Так что у вас там в Ленинграде наверное снег и холод, и нечего тебе волноваться и спешить. Когда у тебя кончается срок пропуска (в Севастополь)? Ты берешь билет на 10-е, не подумав обо мне. Ведь выбираться отсюда в такие дни – 9-10 – мне будет очень тяжело. Автобусы приходят переполненные, ни одного билета. Мне так уже было – целый день простояла у кассы автовокзала и уехала ночью на частнике. Галя Киевская написала, что ждет меня 11-го, ключи оставит у соседей на Русановке. А я думала выехать 12-го, когда уже схлынет послепраздничная толпа. И чего же ты так торопишься?
От Людки и от Наташи по-прежнему ничего нет. Ну Людка понятно, а вот Наташа могла бы прислать хоть открытку.
Вчера день прошел как-то грустно, из-за сильного ветра никуда в природу не ходила, а робыть тоже нельзя – грех, да и была какая-то усталость. Обед пасхальный был у Сени. Они с Надей пекли пасхи, Сеня резала курку и варила традиционный борщ. Я сделала сырную пасху, т.е. просто сладкий творог, какая-то бабка принесла его Сене. Курка Сене сильно поранила руку, и я ее лечила клеем БФ, отмывала ее руки и заставила лечь, ничего не делать. Рука правая, и она теперь стонет, «як же город». Но огороды у них, у Сени и Маруси еще не паханы. Должен приехать Алик сажать. Маруся же получила посылку от сына, но без письма. В хате у нее холод и ужасное запустение. Никто к ней не ходит, даже Будки.
Коваленчиха угостила меня своей пасхой и пирожками высшего класса. Вот что сделала фотография!
Пока всё, жду от тебя дальнейших сообщений, а это письмо, наверное, уже последнее на 45-е отделение. Целую. З.
1 апреля 1986. Villars-Chesieres. Швейцария. Дорогая тётя, вот уже неделю я любуюсь этими горными
пейзажами, наслаждаюсь зимой и снегом. Свободное время есть и совершаю длительные пешие прогулки. Загорел, обветрился. Высота здесь 1800 м, и поначалу не хватало воздуха. Сейчас уже привык. 5-го апреля уезжаю в Париж. Елене еще не позвонил, но, наверное, позвоню. Письмо напишу из Парижа. Твои два получил. Целую. Георгий.
15 апреля 1986. Лохвица.
Риточка, дорогая, репортаж с дороги продолжается. До Лохвицы добралась благополучно, но все автобусы уже ушли, нет ни единого частника, на автовокзале пусто. Пошла в гостиницу и пишу в ней. Здесь тепло, уютно, чисто, и не было уже никакого смысла тащиться на ночь туда. Ведь хатку надо натопить с утра. Погода холодная, тянет каким-то морозом с запада, что естественно, ведь в Киеве лежал снег. Здесь же его нет, но, может быть, лучше посидеть в теплой гостинице пока. Но и здесь раньше было очень тепло – до 25 град., и на деревьях всюду зеленый пушок. Сула очень разлилась, сплошное море – и в Ромнах, и возле Лохвицы, у моста, - красиво, ивы из воды цветут зелено-желтыми букетами. Знакомая с детства дорога. На автобусной остановке у ст. Сула, пока ждала машину, наблюдала выступление пьяного мужика – всё то же, ничто здесь не меняется. А в ресторане какой-то подвыпивший старичок рассуждал вслух о том, что такое коммунизм, К.Маркс и Карпенко – но это было уже остроумно. Не устала, т.к. оторвалась от домашнего быта, мелких забот, телефонных звонков по делам и т.д. Дорога протянула спасительную руку, как писал Гоголь. А ты наверное сейчас смотришь визит Карлсона (Горбачева?)? Хотелось бы быть у тебя на диванчике.
Утром опустила письмо Жорочке с поздравительными открытками [40-летие]. Завтра начну моделировать неолит. Автобусы ходят, поеду в 9 утра, на сегодня всё. Ложусь спать с комфортом.
16 апреля 1986. Свиридовка.
Утро солнечное, безоблачное, прогулялась по магазинам. В ужас пришла от убожества в продуктовом. Только всё по спекулятивным ценам (кооперация), мясо, колбасы. Масла же, молочных продуктов, рыбы нет и в помине. Кажется, у них карточки на это всё. Дожили! Но в книжном купила пьесы Чехова (двухтомник) – полностью всё, и «Записки охотника» Тургенева – тоже всё полностью отдельным изданием. В промтоварах убожество, какой-то утиль или просто всё какая-то ненужная чепуха во вкусе Надьки. Автобус был вовремя и я подкатила к Сеньке на горячую картошку. Тут же пришла и Надька, т.к. ждет вестей о Люде. Всё то же, тот же жуткий быт, но выглядят обе хорошо, даже лучше, чем в прошлом году. Из разговоров поняла, что вся Людкина лень, неумывание – всё от Надьки. Сеня говорит, что она сама никогда не умывается, делает всё невероятно медленно, а одежду гноит. Ни к чему Людку не приучила. А теперь без денег, т.к. мебель роскошная и всякие балы, а когда я сказала, что Люде надо купить что-то необходимое ко дню рождения, она и ухом не повела – сплошные долги, и она ничего не может. Вот такая нахалка. Сеня ее ругает и тут же оправдывает – огород, хозяйство – уважительные причины.
В общем, больше не буду заводиться ни о чем, лишь бы Людка там чего не выкинула без меня. Сеня в ужасе – як це так одну покинула у хатi, вона ж боiться (это про зиму) – это я, а Надька ничего, т.к. хозяйство.
Теперь хатка наша – всё ничего, но завелись крысы, прогрызли несколько дыр и наточили горы земли. Весь день всё это убирала, забивала норы, топила печку (уже не дымит, помогли Коваленки), сейчас вечер, уже можно посидеть у теплой стенки. На дворе ясно, но, видимо, будет заморозок – к вечеру +5, барометр пошел вверх. В садике чудесно – всё повылазило и цветут голубые пролески и огромные куртины лиловых фиалок, поют какие-то необычные птицы в лесу, но не соловьи, очень красиво. Маруся выглядит плохо, болела, в хате холод и запустение. Деньги тебе посылала, т.к. сказала, что ты ей написала «плитка стоит 10 р.». Я говорю, что такого Рита не писала, а она уверяет, что писала. Завтра отдам ей деньги. Посылка моя прибыла сегодня же и всех их угостила маслом, лимонами, конфетами (в т.ч. и Коваленков). Ну, в общем, жду тепла и общения с природой, всё остальное весьма грустно. Что-то поделаю в садике, уберу, в нем много сухого бурьяна.
Теперь жду твоих писем, репортажей, что там в нашем Херсонесе. Было ли что-то от деток до твоего отъезда? Главное же – что привезла Анн, какие сведения? Очень жду.
Будков еще не видела, но молока у них нет. Не беда, есть картошка, яйца и травки всякие уже повылазили. Масла у меня достаточно.
Пока всё. Ложусь спать. Целую. Зоя-отшельник.
17 апреля 1986, вечер в хатке.
Сегодня прибыло два твоих письма – от 12 и 13 апреля с вложением фото. Напрасно ты на меня наводишь критику и пугаешь «кря-кря». Сегодня был сказочно красивый безоблачный день, и я с утра тихонько удалилась в яры. Нашла то место, где цветут чудо-синие, как небо Италии, пролески, и призывала сестричку полюбоваться со мною. Это за дачей Андреяшева, следующий яр, сразу внизу на северном склоне начинаются эти голубые пролiски (фиалки) в еще почти голом лесу. Если бы здесь было какое-то управление по охране, то это место надо бы заповедать. Совершенно сказочно и необычно. Жду посылку с пленкой, а пока принесла букет, поставила на столе – получился праздник, рядом еще и густо-лиловые ароматные фиалки и цветущая ветка кизила. Надышалась, наслушалась птиц, не встретила нигде ни души. Этим моя поездка и оправдывается. Ну а остальное время платила дань за пребывание. Пришла Сеня – чого ты не йдешь йисты, я наварыла. Пригласила и Марусю, пошли вместе. Обедали всё в той же кухне на шкафчике. Разговоры у них всё те же, даже еще скучнее, т.к. меньше событий, меньше всё же пьяниц. Сеня стонет – огород, багато роботы и всё то же. Затем с ними рассталась и пошла к Наде поговорить о Люде. Наедине рассказала всё, как есть, и сказала, что ей Люде надо что-то купить, одеть к весне, чтобы она в этом приняла участие. Но у нее нет грошей – выплачивает мебель (безвкусица дикая). Всё убрала в комнатах напоказ. Сенька страшно этим гордится и жаждала, чтобы я посмотрела, как у Нади шикарно. В общем, дурные и нахалки. Но у Нади болит грыжа (надорвалась) и ей надо ложиться в больницу, а она собирается опять сажать этот дикий огород, разводить живность и т.д. Чем это кончится – боюсь, что плохо. Зубов так же нет. На завтра наготовит обед в мою честь. Еле упросила ничего особенного не затевать, т.к. она действительно больная. Придем втроем – я, Сеня, Маруся. Но это их инициатива, откуда-то они пронюхали или запомнили эту дату [70-летие Зои]. Люда ей нужна, чтобы летом полоть этот огород, хозяйничать – остальное ее не волнует и от всех серьезных вопросов она уходит, как не слышит. Уже и в Миргород не хочет ехать узнавать о Людкиных дурных письмах. Конечно, растрепала по селу, как и следовало ожидать. С Опрыщихой мило поздоровалась, дам ей каких-то семян, если захочет. Ее Люда вышла замуж в Москве, так что может ей всё слать. Не вздумай ты такое делать. С Сеней отношения у них опять очень натянутые. Встретила Татьяну Будкову – она, бедная, идет на операцию, что-то по женской части, операция серьезная, а она еще и такая невероятно толстая. Молока у них нет. Со мною очень мило поздоровалась, расцеловалась. Коваленчиха в восторге от фотографии и я уже получила тарелку с домашними коржиками к чаю. А чай у меня тоже чудо – из Wild Cheery, с каким-то особым ароматом (от Женечки). Печку натопила. Дров вокруг полно. Сижу сейчас, как у камина, напекла картошки (Маруся дала, у нее много). Крыс нет, т.к. коты их половили, но вчера, когда убирала то, что они натворили, вспомнила, что Чехов ловил у себя в Ялте мышей, и это меня подбодрило.
Ты пишешь о швейцарских впечатлениях Жо, но это же еще не из писем, а только по телефону? Как же будет с письмами? Когда же ты получишь, если их нет еще до твоего отъезда? Буду ждать здесь, может, чего-то дождусь. Потихоньку буду возиться в садике. В нем очень приятно, особенно по утрам. Орех твой жив и заметно подрос, а вот мелисса пока не подает признаков жизни, так же как и титония и клематисы. Но, может быть, им еще рано? Посмотрим. Дошло ли мое письмо от 14 апреля? Не я опускала. Пока всё, ложусь и буду еще читать Тургенева.
Целую крепко. З. Пиши, что застала там (в Херсонесе). Завтра напишу Женечке.
18 апреля 1986. Свиридовка. Утро. [Зое - 70 лет]
Риточка,
почта будет два дня выходная, и строчу еще – главное – перескажи, что же было у Жо в его поездке, какие впечатления, чем он там занимался, кроме прогулок в одиночестве, кто кормил, финансировал и т.д. Может, до отъезда что-то получишь и от Женечки, так перескажи.
Обо мне не беспокойся о дате, стараюсь не думать, а продолжать всё, как было, только в членкоры, и ни в какие высокие ранги не хочу. Делала зарядку, буду потихоньку возиться в садике и совершать прогулки с фотиком, когда прибудет пленка. Какие там надо делать выдержки на природе – напиши.
Ведь Сула очень разлилась, а по берегу цветут ярко-желтые калужницы – это и подобное надо заснять.
Думаю, что с аборигенами всё уже уладила. Деньги 10 р. Марусе отдала. Никаких разговоров особых вести и дружб водить не буду. Главное – твои и деток письма. Сейчас напишу еще Наташе – чтобы с Людкой особо не заводилась и не портили себе нервы. Пусть идет, как идет. Надеюсь, что ты в эти дни 19-20-го им позвонишь и что-то узнаешь.
Ох, какие же у меня цветы на столе – такое чудо. Вот это и есть праздник!
Всем Сизифенкам привет!
Целую крепко. З.
20 апреля 1986. Свиридовка.
Клематис
Дрогая Риточка,
Репортаж продолжается. Вчера был чудесный день – солнце и ветер, лес шумел, и я возилась в садике (субботник), обрезала кусты и сухие стебли прошлогодние. Клематис начал подавать признаки жизни, типичный однолетник – и корни не сохранились, собрала семена, но насколько они полноценны, посмотрим. Не подает признаков жизни мелисса, подождём. Обедала там же – на бровке – печеная картошка с салом (принесла гостинец Маруся Будкова + яйца) и зеленый лук и чеснок. В пять часов пошла к Сене – там сплошной стон, и пришлось вытащить ей всю картошку из погреба. Котов она не признаёт, так вот крысы переточили ей весь ее урожай в ее яме с железной лестницей. Но 10 ведер на посадку всё же отобрали. Она их держала там в железном баке.
Сегодня Природа устроила всем отдых – ночью пошел дождь, идет и сейчас – с ветром. Но это и хорошо для урожая, растений, всего, если он не будет долгим. Насобирала воды – меньше носить из колонки. Печку буду топить, т.к. топливо заблаговременно внесла в коридорчик. Пишу письмо Женечке, Жорочке, Зойке Малой. А ты еще в Ленинграде и выедешь лишь завтра, а я всё жду от тебя вестей. Почта сегодня выходная, может быть, будет что-то завтра. Главное еще – как там Людка, звонила ли ты им? И сразу же напиши, т.к. она сама без моего нажима писать не будет, а Наташа на письма тоже туга.
Надька носит твое письмо, которое отобрала тогда у Сеньки, и продолжает его изучать. Больше всего ее задело то, что ты написала, что Сене с нею жить будет трудно. Она же всем доказывает, что это с Сеней трудно…
Но о Людке я с ней много говорила наедине. И она все мои наблюдения подтвердила, сказала, что ленива, хитрит, симулирует, обманывает и еще, оказывается, воровала. В магазине покрала какие-то брошки, и был скандал еще при Мыколе. Вот сколько в ней гадости намешано. Но я об этом и о ней никому не говорила, кроме Надьки. А о письме твоем сказала, что оно не тебе адресовано, и объясняться не буду, не читай чужих писем. Из Сеньки же, как только речь заходит об огородах, хозяйстве Надькином, сразу же вылазит Кабаниха.
В общем, держусь от них подальше, ни в какие их дела не встреваю. Беспокоит только Людка там. На 18-е Надька таки приготовила роскошный обед и вела прием в своей новой квартире, в парадной комнате, убранной в ее вкусе (попугайский), но все ости были в восторге, в т.ч. и Сеня. Пребывание на воздухе весьма благотворно – сплю, и таблетки перестала глотать, даже не верится. Ложусь рано.
Получила поздравки: от Н.Л. с подробным письмом, от Веры и телеграмму от Николаенок. По вечерам наслаждаюсь музыкой (проигрыватель вполне исправный) в тишине и одиночестве, слушаю романсы, топлю печку – иллюзия камина.
А Галя Киевская там как на сковородке горячей, и просит заехать, хоть на обратном пути – ищет поддержки. Люди сами себе устраивают ад – из ничего. Слишком много гадости на свете развелось, и она прогрессирует. Пиши, что же там на древней греческой земле? Очень жду. Целую крепко. З.
P.S. Смотрю в окно – облака, как над Стоунхенджем, несутся, полные влаги.
22 апреля 1986. Свиридовка.
Риточка, дорогая,
Сейчас утро и ты где-то уже в поезде за Москвой. Что было перед отъездом? Были ли письма, звоночек, виделась ли с Анн (Станкевич) и что она сказала?
Твоя посылка прибыла вчера – она просто потрясающая. Ты достигла вершин художественного прикладного искусства! И когда успела? Где взяла таких красивых ниток? К этой накидке нужно и платье какое-то однотонное, гладкое, под цвет, и самой выглядеть соответственно. Это надо было быть в таком в Кембридже на съезде, где у меня еще есть много интересных знакомств. А пока любуюсь ею. Семена, лекарства – всё нужное и все проблемы с ними решены. Замечательная селедка – на сей раз не испортилась. Большинство из того, что ты прислала (семена), использую здесь сама, т.к. им давать то, чего они не знают, например, капусту – бесполезно, да и цветы загубят.
Пшено отдала Марусе, она сидит без него. Видимо, сын не прислал, но я вопросов не задаю о нем. Она мне дает картошку, у нее много, а курка несется в моих сенцах, и она сказала забирать яйца себе. Лекарства, свеклу, редиску отдам Сеньке. Сони пока нет, но шарики сохраню для нее, одну коробочку начала глотать сама. Кстати, читала ли ты о гомеопатии и гомеопатах в «Известиях»? – тоже писали об их участи и беззащитности, непризнании [их преследовали при сов.власти]. А в «Литературке», которую ты вложила, еще что-то дикое о Кижах, не дочитала вчера вечером, уснула. Мне эту газету давала Раечка на полчаса по поводу молдавских деятелей. Хорошо, что ты вложила.
Вчера устала и рано легла спать. Ходили с Надькой на кладбище – она попросила семян – что-то там посеять, а я ей накопала готовых цветов многолетников, т.к. их у меня насеялось очень много, и пошла с нею, т.к. она не может наклоняться, у нее обострилась грыжа, и мне пришлось самой всё посадить и полить. По пути нарвала пролесок и фиалок в яру и поставила букет на Вариной могилке. Стало после дождя прохладно, но всё равно там посидели, и после я уже ничего не могла делать, а легла и читала. Печку натопила, напекла картошки к селедке и сварила гречневую кашу (осталось в баночке немного и крупы твоей, очень кстати). Барометр продолжает идти кверху, так что погода должна опять наладиться, и надо потихоньку возиться в садике и ждать почту от тебя и деток.
Звонила ли ты в Кишинев и что там Людка? Она глупенькая всё же ужасно, написала сюда маме о том, что Саша ее любит, но не показывает вида, но чтобы тете Зое об этом ни слова, т.к. «буде щось страшне». Наивная, дикарка и замешана уже на таких страстях. А Саше там при мне сказала, что за нею бегают все мальчики в училище. Надьку заставила послать ей отсюда плащик, оказывается, есть вполне приличный, пояс с подвязками – отослала вчера бандеролью. Пока всё. Жду твоих репортажей. Целую. З.
23 апреля 1986. Свиридовка.
Риточка, дорогая,
Как ты доехала? Кто тебя встретил? Погода, обстановка? Утром проснулась рано и представила севастопольский вокзал в 6 утра, все наши приезды и встречи там. Как я вас или вы меня ждали у ворот музея. Последний раз – Жорочка. А сейчас встала и послушала, как поют чудо-птицы, и некоторые прилетели и даже сели под окном. Нужен телеобъектив. А может, это детки посылают привет из далека далёкого…
Что у меня? – главное – вчера получила два твоих письма – от 16/IV и 18/IV. Последнее – быстро. Удалось ли еще раз побывать в саду? И что-то там сделать? Но ты не переживай – ведь там всегда весна такая затяжная, в первых числах мая обычно возвращается холод, бывают заморозки и всё затормаживается. Стахиса у Майи целая плантация, и на обратном пути в Кишиневе она тебе накопает рассады. Твои сведения (общие) интересные, т.к. я действительно здесь оторвана, но и сама научилась разбираться и догадываться. Жизнь мои догадки подтвердила.
Всё забываю написать, что в Миргороде, что на реке Хорол, есть музей декабристов – шикарный дом, сохранившийся, Муравьевых. У меня есть и фото его в книжечке о Полтавщине, и нам надо туда съездить вдвоем. Когда мы ездили в Сорочинцы, то где-то совсем недалеко проезжали мимо этого места.
Вчера Надя опять закатила обед по случаю Людкиного дня. Но Сеня не захотела к ней идти и Надя всё принесла к ней. А Сеня наварила борщ. Обедали в комнате, Сеню заставили одеть (насильно) новое платье, я ей привезла свое рябенькое, которое уже давно не ношу. Сопротивлялась ужасно. Были вареники, очень вкусные, и после этого осталось всего очень много, принесла еще домой и Марусю угостила. Но после них пошла в лес – как там красиво и какая совсем другая там жизнь и настроение! Синие пролески и фиалки всё еще цветут, всё развивается, оживает. Вечером же занималась и посевной – т.к. попроростали намоченные семена и сейчас, утром, буду продолжать. Топить приспособилась к вечеру сухим бурьяном и ветками из садика. В хатке делается тело и уютно, ложусь рано и еще читаю в постели.
Отнесла вчера Сене твои лекарства и семена, она стонала, плакала, благодарила. Главная же ее тема – не може робити як Оприщиха. А так как железный робот, не разгибаясь, под окнами что-то сажает, сажает… весь день. Одевала я твою накидку на зеленое платье, очень красиво, посмотрела в зеркало – действительно, это произведение искусства.
Главное же – жду твоего следующего письма. Что сказала Анн? Виделась ли она с Жо, какие вести? У меня ничего нет, да еще и рано быть. Надо ждать, ждать. А что тебе ответили из Кишинева, дозвонилась ли до них? У меня от них вестей нет. А получила ли ты мое письмо из Бахмача от 15-го, посылала еще на Ленинград. Очень хочется повидаться с покинутыми родителями, особенно Зелеранскими. Они тоже возятся в саду? Вспоминаю их всех. Пиши. Жду, целую крепко. З.
(Очень красиво расцветает абрикос под окном.)
24 апреля 1986. Свиридовка.
Риточка, дорогая,
Какая ты у меня умненькая и разумненькая – сегодня прибыло твое письмо от 20/IV с описанием твоего субботника и последних событий. Всё же письмо от Жечки доползло до тебя – уже достижение – от 31/III. И хоть немножечко сведений – хоть куда писать. Я послала на его прежний адрес. Естественно, т.к. другого у меня нет (адрес Памелы остался дома). А что это за персонажи, на которых ты похожа на фото – Воланда и Азазелло? Я понятия не имею, просвети.
Теперь самое главное – что ты выдавишь из Анн. Жду письма из Харькова. После Бахмача я тебе в Ленинград больше не писала – всё направлено в Севастополь на п/о 45. Лови! Это уже послание №6. Но из Бахмача написала поздравку Жо и Наташе всякие инструкции, может, тоже дойдет быстро. Хорошо, что ты о звонке в Кишинев написала на отдельном листочке, я отдала Сене, чтобы изучала. Она так поглощена своим огородом, что о Людке и не вспоминает. Надька не показывается, и сплошные волнения у Сени – « що вона спыть, ничого на городи не робе». А я сказала – лучше подумай о Люде и напиши ей письмо, а Наде надо ехать в больницу. Но это всё бесполезно, они как безумные.
А что же я? Вчера вылезло давление. Почти весь день спала, принимала свои таблетки. Резко поменялась погода – вдруг стало тепло, отпала необходимость топить, абрикос просто на глазах расцвел за один день. Солнечно, красиво, из леса тонкие ароматы, к вечеру запели лягушки, а сегодня утром впервые – соловей. Да так близко, прямо сразу за нашим садом, в яру. Взяла я фотик, зарядила твоей пленочкой и потихоньку поползла прямо с утра в лес. В затылке еще тяжесть, сердце болело, но я брела лесом медленно,
с отдыхами, и дошла до того яра за дачей Андрияшева, где всё еще буйство синих пролесок. Сидела там долго, примерялась и делала снимки. Птицы там заливались так весело, самые разные, и такие необычные, незнакомые, а я, дурочка, не взяла на сей раз бинокль. Садились на ветках близко от мня. Ползали ужики. На обратном пути собрала фиалок и всяких других лесных цветов. Фиалки здесь с особым, тонким ароматом, нигде больше я таких не встречала, и весь лес наполнен запахами и весенними звуками. Пришла уже в 4-ом часу. У меня была сварена гречневая кашка и я опять улеглась в постель и проспала часа три. Сейчас уже вечер, голова прошла и я покопалась в садике. Намочила все нужные семена твои, а потом долго сидела на пороге и наблюдала, как всходила луна. Лягушки всё так же поют, а птицы затихли. Теперь надо сползать на Сулу и заснять там цветение калужниц. Лишь бы получилось что-то. Очень хочется, чтобы что-то получилось.Теперь опять начнется перегрузка почты из-за ненужных поздравок (я их не пишу). Но ты пиши, пиши, что тебя там встретило, какая обстановка. Целую крепко. З.
Продолжаю еще 25/IV. Утро роскошное, солнечное, поют соловьи, делала зарядку и пью Жечкин Wild Cherry. Фиалки вчерашние на столе всё еще издают аромат леса. Буду опять куда-то ползать с фотиком – это интересно искать красоту.
Маруся просит тебе написать о своем коте. Она зимою приютила выброшенного котенка несчастного, полудохлого, а сейчас он у нее огромный, черный, шерсть, как бархат блестит, и половил всех крыс и мышей, но меня боится, всё же дикий. Сама Маруся очень одичалая тоже, вся худая, грязная, ходит в страшном рванье, хоть и есть что одеть, Будки ей приносят изредка молоко, хоть у них самих мало. Но она не жалуется, не стонет, куры у нее красивые и их много (кажется, 10). Один лишь раз сказала, что нет писем от сына. В хате запустение, грязь, в общем, нет уже сил. Приемничек не работает. Вот надо бы внучке молодой, здоровой, приехать и навести порядок, но ведь так не бывает.
Сеня тоже не лучше – ходит навьюченная тяжелейшими ватниками, в валенках с галошами, как в блокаду, от одной этой одежды можно заболеть. Пыталась ее разоблачить, но бесполезно. А на дворе уже теплынь и воздух весенний, свежий.
Жаль, что Зойка М. не сможет приехать, но приглашение я ей давно послала, а я надеялась, что, может, она и в свой декретный отпуск поживет здесь. Ведь как на курорте. И спокойствие.
Питаюсь твоим крилем, селедкой (ее вымочила и залила олией), варю картошечку с любистком. Маруся уступила баночку молока и я поставила на кислое. Яйца в избытке и даже ночью делала гоголь-моголь, вспоминала Жорочку. Пока всё. Жду… жду…
26 апреля 1986. Суббота. Вечер. Свиридовка.
Риточка, дорогая! Сегодня очень ждала твоего письма из Харькова, но оно не прибыло. А завтра недiля и почта закрыта. Может, из-за праздников связь уже затормозилась. Очень хочу знать и беспокоюсь, какие сведения от Анн, если они есть вообще. Твое последнее письмо из Ленинграда от 20-го пришло 24-го – предельно быстро. Кишинев же молчит. Людка им не пишет без меня – так им и надо, они ведь и не представляют, сколько там с нею возни и мороки, нажима по всем поводам. Но и они успокоились – поглощены огородами. А подруга Надька уже вышла замуж, привела приймака домой, такого же.
А что застала ты там? И как тебе там? Какие номера писем моих получила? Очень жду твоих писем. От деток ничего нет, да т рано им быть. Хотя о том, что еду, им было известно давно – написала еще в начале апреля о том, что у меня есть билет, а по телефону Жо ты ведь говорила еще в марте, до его поездки (в Швейцарию). Во всяком случае, завтра пустой день и сбегу куда-либо подальше в лес с фотиком.
Все дни у меня болит голова, видимо, держится моя гадость. Но я всё равно в садике, или в лесу, а во второй половине дня принимаю таблетку и сплю в комнате.
Семена попрорастали и хочешь – не хочешь их надо класть в землю, вот я и верчусь – иногда это делаю к вечеру, после сна, когда становится легче. Погода и природа сказочно прекрасны. Тепло, всё быстро распускается, лес зеленеет, меняет окраску на глазах, как безумные заливаются соловьи. Сегодня к вечеру была гроза, и после нее особенно стало тепло, ароматно и поют птицы. Появилась Соня («Сонька») – отдала ей шарики и понемножку всяких семян. Она всё же наиболее нормальная из них, хоть и говорливая. По-прежнему все друг с другом в ссорах. Маруся с Коваленками (хотя они зимою ее всё время спасали – носили еду, воду, когда на болела), ворчит и на Будков. Будки с Сеней, а Сеня с Опрыщихой. К той сегодня приехали внуки сажать огород, а Сеня с ума сходит. Но ко мне посидеть не ходила, где так сказочно прекрасно, а побежала в свою халупу. Ничем не интересуется, не читает и плохо слышит, ей надо кричать, а у меня от этого болит в затылке. Еще она и в платках.
Сегодня вербная суббота, а завтра недiля – праздник, через неделю Пасха. Мне Галя из аптеки принесла много яиц и хочется покрасить. А ты там соверши крестный ход вокруг Херсонесского собора и помолись за деток.
27/IV. Продолжаю на следующий день – вербное воскресенье. Дождик лил и ночью. Утро солнечное, но очень сыро после дождя. Земля сильно промокла, а новая партия семян за ночь сильно проросла, и пришлось с утра всё заделать в землю. Раздала оставшиеся проросшие семена всем – Соне, Марийке, Будкам, а Марусе сама посеяла. Затем устроила купанье в сенцах и отправилась к Сене на званый обед. Вчера была и баня, но я не в силах была идти, пара я не выношу, а Сеня ни в какую. Разве что на носилках. Но она сегодня вымылась тоже дома, оделась в мое коричневое платье и выглядела очень даже неплохо. Нашла мамину открыточку из Кишинева, где мама жалуется на болезнь свою. «О це ж i менi тепер таке». А я говорю – совсем нет, ты еще можешь копаться в огороде, работать физически, сама ходишь по улице. А у мамы была тяжелая болезнь сердца, сердечная недостаточность, и на жила последние годы на уколах. А она мне заявляет: «яка там болезнь, вона вмерла з голоду, бо лiкарi ii запретилы iсты». Вот и поговори с нею. А уж после того, как она начала цитировать «Мудрого», я вылетела из хаты и пошла в лес. Фотоохота ограничилась лишь двумя кадрами, но дошла почти до Сулы. Там цветут калужницы и целые озерца воды в лесу. К самой реке не смогла добраться – сплошные озера воды, а я пошла в тапочках. На счетчике оставалось 5 кадров, но пленка кончилась через два, а новую я не взяла. Было жаль, но я ведь экономлю и снимаю лишь самые красивые необычные картины природы. Сняла лес, затопленный водою, и массу ярко-зеленых цветов – калужниц между деревьями. Так хочется, чтобы что-то получилось. Обратно шла через дачу, сидела долго на пне, отдыхала, собрала опять фиалок и нашла цветущую вербочку. А сейчас вновь к вечеру надвигаются грозовые тучи, барометр упал. В хатке сухо и тепло. За день ее нагревает солнце, и топить уже совсем не надо.
Посмотрим, что завтра принесет почта, будет ли она действовать, или связь прервется. Всё завалено стандартными безвкусными открытками со стандартными фразами, сколько же можно это продолжать, ничего нового.
И у них ничего нового. Сенька хотя бы поснимала свои «картины», так нет же, опять вешает на них рушники и стонет, от этого одного можно заболеть психически, что с ними происходит. Стараюсь не глядеть и не слушать, но иногда волей не волей взрываюсь от глупости и тупости.
28/IV. Утро солнечное, гроза вчера не состоялась, но барометр падает. А дни-то бегут, щелкают, и весна полетела уже, как на крыльях. Закуковала зозуля, соловьи же пели всю ночь и даже в хатке слышно их щебетанье. Бегу опускать письмо.
Целую крепко. З.
Жду… жду…
28 апреля 1986, вечер.
Риточка, пишу почти каждый день, чтобы было тебе за чем бегать по прекрасной аллейке.
Сегодня прибыло сразу два твоих письма, беспокоилась, ждала. Самое главное, что ты говорила с Жорочкой, а он с Женечкой, и цепочка задействовала. И где это их письма идут, пробиваются, как и наши туда. Я опустила им обоим письма с описанием моей жизни здесь 21-го утром. Из них они поймут, что мне совсем уж здесь неплохо, и когда была прохлада и я топила печку по вечерам в одиночестве, то чувствовала себя даже лучше, чем сейчас, когда наступила пышная весна. Но теперь напишу им, наверное, сразу после первого мая, т.к. боюсь, что сейчас где-то застрянут, а писать буду постепенно сейчас, т.к. обычно что-то надумаешь, а потом забываешь, о чем хотел сказать, в спешке не получается. Буду писать и Елене, ей я еще ничего отсюда не посылала. Сегодня путешествий не совершала, т.к. пошел среди дня опять дождик, он теплый, но наделал много росы, и ходить трудно. К вечеру протряхло и я работала в саду, предварительно поспала днем, уснула за чтением газет (взяла у Маруси). Всё там растет как на дрожжах (цветы многолетники) и кое-что из того, что посеяла, уже всходит. Тепло и много влаги, но чо же будет, когда уеду, ведь всё дико зарастет бурьяном и погибнет. Так жаль. Хоть нанять какую-то девочку, чтобы полола и следила. На Людку надежды никакой, т.к. она растений не знает и полоть не умеет и не любит. Но в конце концов, это не важно, главное, что сейчас я провожу раннюю и среднюю весну на природе, выхожу по утрам в садик, где ни души, чудный воздух, поют соловьи и расцветают деревья.
О кишиневском окружении дома даже вспомнить страшно – там же теперь под окнами с утра до ночи еще и футбол – крики дикие, и вообще толпа, и вонь из подвалов. Выйти совсем некуда. Лес загажен. Мои цветы там под балконом бабка нижняя перекопала и посадила цыбулю.
Но главное, где же сведения, что было у Жорочки в его поездке, впечатления. Получила ли ты что-то в письме об этом, или он тебе рассказал по телефону, но ты мне об этом ничего не написала. Очень жду. И что там в Херсонесе, как тебя встретили, где поселили? Что вы там будете делать? Если встретишь моих знакомых старушек – передай привет, никому я не пишу, никаких поздравок – надоело.
Наташе пишу лишь всякие инструкции по работе. Сеня сегодня приходила звать обедать, но я не пошла, а заставила ее посидеть у меня, они уже забеспокоились о письмах Люды, пусть.
Наступила пасхальная (страстная) неделя. Дома здесь, пользуясь дождями, я кое-что перестирала, погладила, у меня чисто и уютно, буду красить яйца. На столе фиалки, вербочка и желтая калужница. Отмечу Жорочкин день.
Выспалась ли ты? Ходи по утрам к морю на зарядку, пробежку и старайся быть весь день на дворе, на воздухе – сон наладится. Бедная Анн, что же с нею, неизвестно ведь. А Татьяну Будкову возьмут на хирургию после праздников, т.к. в праздники не будет нужного ухода. Вот это уже не дай бог.
Пиши своей сестре крымские репортажи – жду… жду… жду… Целую. З.
Приносите ли жертвы в честь Диониса?
Катя (Пелях) огорчена – дома у нее нелюбовь с зятем. Она там в роли кухарки, не более. Всю библиотеку Мечислава она не уберегла, не помнит, кому что давала, остальное зять выкинул и заполнил своей сугубо технической литературой. Кое-что я успела у них сразу забрать – то и осталось у меня. Вот так всё проходит.
Но Галя должна принести жертву Дионису за то, что нас опубликовали в Париже, и вы это все устроите, как положено, дабы не прогневить богов, до сих пор они нам содействовали. Пусть помогают и далее, будем просить.
29 апреля 1986.
Риточка, дорогая,
Сегодня необычный день – пришло письмо от Женечки да еще с вложением чудесного фото. За столом в твоей комнате на фоне твоего шкафа, где видны все портреты, книжки и карта греков. Он очень хорошо вышел, так на себя похож и такой спокойный, непосредственный вид домашний. Пишет 8/IV. Нашел квартиру в 15 минутах ходьбы от работы в доме индийца, который живет сам напротив, а в доме, где Женя, еще их сотрудник, «очень симпатичный человек, так что у нас тишина, как и кругом, и вот только оторвавшись от Лондона, я понял, как мне это нравится и обратно совсем не тянет. Хочу теперь собственный дом с садом! Бывают же такие метаморфозы и даже с продуктами (испорченными) цивилизации».
Но на старую квартиру надо ездить по выходным за почтой и поливать цветы, т.к. в доме никого не осталось. Главный хозяин путешествует по Китаю. Погода холодная, с неба крупа сыплется. Елена звонит, бодренькая, и даже ходит в кино. Жо вернулся, надышавшись горным воздухом. На работе всё хорошо – и я доволен, и мной, кажется, тоже. Вот основные сведения из этого письма и адрес, который тебе пишу:
Y. Yanushevich
8 Hadleigh Rise
Caversham
Reading Berks RG4 ORW
England
Сегодня весь день проболела – болел живот. Мне кажется, что виноваты консервы – треска. Пила чай и читала в постели с грелкой. После письма ожила и гуляла по Стрiлице с котом и Марусей. Там буйно цветут ранние сливы, аромат, красота и соловьи. Наварила к вечеру супа с рисом и выпила глоток горилки у Маруси. Кажется, полегчало. От тебя сегодня ничего нет и из Кишинева тоже. Почта в майские дни здесь будет работать. Жечке настрочила ответ и опускаю завтра утром, как и тебе.
Напиши, на какие дни приходят мои послания? Когда прекращать их? На какое число купишь билет на самолет до Кишинева? Чтобы я выезжала отсюда соответственно. Думаю, что мне раньше 11-го не стоит пускаться в путь, т.к. дорога будет перегружена. Мы должны обязательно встретиться и поговорить, сама знаешь о чем. Написала Гале Киевской, что остановлюсь у нее на Русановке, но в институт их не пойду. От Зойки М. сигналов никаких. Пока всё. Целую крепко. З.
1 мая 1986. Свиридовка.
Риточка, поздравляю с юбиляром, маленьким Жорочкой! (мне 40 исполнилось, в этот день, как обычно, работал у Синявских). Отмечать этот день начала с 6-ти утра (не спалось). Вышла в сад, солнце еще не всходило. Птицы заливались необычно весело и на все лады, а соловей (один из них) - прямо на сливе перед хаткой. Так и осталась в саду – пророс сельдерей и его надо было срочно высеять, сделать грядку с рыхлой землей. Воздух же - просто чудо!
Днем почта работала и получили твое письмо от 26/4. Но ты стала писать такие коротенькие репортажи. Где же ты живешь и что же с твоим животом, ведь в предыдущем ничего на такую тему не сказано. От чего? У меня ведь тоже. Сижу на диете, варю суп по Марусиному рецепту. А Сеня не верит и обижается, что я у нее нiчого не йим. «Це загорылась, чi гыдуеш». Сама стонет, но другим не верит. Она же клала в гречневую кашу маргарин, а я его не переношу, может, от этого, а может, консервы из трески – они подозрительные были. Сейчас уже проходит, но к еде еще опаска.
К сожалению, здесь нет журнала «Природа». Взяла в библиотеке «Новый мир», но ничего пока интересного не нашла (№1 и 2 за 86 г.).
Вот так нас жизнь разбросала, все в одиночку, и так грустно. Но, может, они там всё же не одни? Если бы дал бог такое! Будет ли что-то здесь от Жорочки? О Женином письме уже тебе сообщила сразу же. И всё равно жду… жду…
Погода здесь всё время чудесная – тепло, расцветают постепенно деревья. Венгерки, на беду, опять цвести начали. Готовится распуститься сирень и яблоня дикая. А вишни, те молоденькие, подросли и все в цвету. Сказочно прекрасно. Здесь не так быстро всё пролетает, как на Юге. Написала сейчас Жорочке-лапочке и вложила пролески.
Зойка М. написала – ей сидеть в любом транспорте противопоказано – не приедут. Вот какая молодежь пошла. От Людки же ничего нет к маю. Но меня удивляет Наташа – я ей послала несколько писем и просила сообщать, хоть в нескольких словах, что там у них происходит. Надо было просить Катю. Она надежнее. Что же в доме у Сизифенок – дети какие? Всё то же или какие-то изменения? Где ты обедаешь, с ними? Ну а сегодня у вас, конечно, праздник, я же хотела красного сухого вина, но его нет и в помине, и не возят теперь совсем. Одна горилка. Угостить кого-либо нечем. Конфеты поганые здесь.
Но я мысленно в гостях у Жорочки и с вами тоже у моря.
Надька не показывается, занята своим хозяйством. Она невоспитанная, нахальная, но и Сеня с нею на пару. Друг друга стоят. И что ей (Надьке) ни говоришь, к ней не пристаёт – гы-гы! – вот и всё. Как и когда-то в детстве.
Явились все Опрышки, но с зятем можно хоть о чем-то поговорить, остальные же – роботы. Только сажать, полоть, йисты. Завтра еще почта будет работать, а 3 – 4 закрыта. Может, завтра еще что-то будет. Если от Людки ничего не будет, закажу телефон. Просто наглость! Ведь она дура и эгоистка не подумает о других.
Сообщай о дне вылета в Кишинев. Там мы ее потрясем – но к ней всё так же не пристаёт, как и к Надьке.
Scilla sibirica, посланная Зоей.
Вкладываю пролiски и тебе. Это Scilla siberica. Они в живом виде значительно ярче. О, если б получились мои снимки!
Пока всё. Дыши морем и степью. Бегай по кипарисовой аллейке /к почте/, т.к. я тебе пишу почти ежедневно. Целую. З.
Собираюсь красить яички и отмечать Пасху.
7 утра.5 мая 1986. Свиридовка. [После Чернобыля]
Риточка, дорогая,
Не знаю, будет ли сегодня открыта почта, но пишу на всякий случай, чтоб скорее дошло.
Виделась с Опрышкиным зятем еще 3-го вечером. Он специально ездил в Лохвицу в райком партии и выяснил, что радиация у нас не 10, а была 0,10, а сейчас 0,24. Пока тревоги нет здесь. Он же, оказывается, преподает вот эту самую противоатомную защиту. Сказал, что у нас служба эта поставлена никуда, т.е. ее нет, а вот у каждого японца в кармане трубочка-измеритель уровня радиации.
Не рекомендовал пользоваться дождевой водой, и в случае ветра и дождя лучше не высовываться, что я и делала. Видел там беженцев из р-на бедствия. Взрыв был, настоящий атомный гриб, очень сильный, и дело серьезное – всё это полетело высоко в атмосферу. Утечка же была и раньше, ее зарегистрировали на Западе еще до взрыва, а у нас опять халатность. Поэтому там подняли шум, и даже Надя уловила что-то по Немецкой волне, что там очень возмущаются нами. Запретили въезд машин с востока.
Погода начала исправляться, т.е. дождь прекратился, но вчера бушевал ветер и стало холодно утром, +5. Сегодня ночь ясная и на грани заморозка. Ветер северный. Так что у вас там в Ленинграде наверное снег и холод, и нечего тебе волноваться и спешить. Когда у тебя кончается срок пропуска (в Севастополь)? Ты берешь билет на 10-е, не подумав обо мне. Ведь выбираться отсюда в такие дни – 9-10 – мне будет очень тяжело. Автобусы приходят переполненные, ни одного билета. Мне так уже было – целый день простояла у кассы автовокзала и уехала ночью на частнике. Галя Киевская написала, что ждет меня 11-го, ключи оставит у соседей на Русановке. А я думала выехать 12-го, когда уже схлынет послепраздничная толпа. И чего же ты так торопишься?
От Людки и от Наташи по-прежнему ничего нет. Ну Людка понятно, а вот Наташа могла бы прислать хоть открытку.
Вчера день прошел как-то грустно, из-за сильного ветра никуда в природу не ходила, а робыть тоже нельзя – грех, да и была какая-то усталость. Обед пасхальный был у Сени. Они с Надей пекли пасхи, Сеня резала курку и варила традиционный борщ. Я сделала сырную пасху, т.е. просто сладкий творог, какая-то бабка принесла его Сене. Курка Сене сильно поранила руку, и я ее лечила клеем БФ, отмывала ее руки и заставила лечь, ничего не делать. Рука правая, и она теперь стонет, «як же город». Но огороды у них, у Сени и Маруси еще не паханы. Должен приехать Алик сажать. Маруся же получила посылку от сына, но без письма. В хате у нее холод и ужасное запустение. Никто к ней не ходит, даже Будки.
Коваленчиха угостила меня своей пасхой и пирожками высшего класса. Вот что сделала фотография!
Пока всё, жду от тебя дальнейших сообщений, а это письмо, наверное, уже последнее на 45-е отделение. Целую. З.
1 апреля 1986. Villars-Chesieres. Швейцария. Дорогая тётя, вот уже неделю я любуюсь этими горными
пейзажами, наслаждаюсь зимой и снегом. Свободное время есть и совершаю длительные пешие прогулки. Загорел, обветрился. Высота здесь 1800 м, и поначалу не хватало воздуха. Сейчас уже привык. 5-го апреля уезжаю в Париж. Елене еще не позвонил, но, наверное, позвоню. Письмо напишу из Парижа. Твои два получил. Целую. Георгий. 2 мая 1986, Рединг, Англия. Дорогая мама! Сегодня вернулся из Лондона, куда ездил по делам, и забрал твое первое письмо из Свиридовки. Как подышалось свежим воздухом? Хоть бы не было ветров с киевской стороны. Здесь поднялась страшная паника из-за этой аварии, я надеюсь, что ее масштабы преувеличиваются, да и что поделаешь в таких случаях. И надо же было тебе туда забраться именно сейчас! Надеюсь, что твой организм, пропитанный чесноком и прочими витаминами, ничего не боится.
Вчера началась жара, кругом всё цветет, и я уже не просто созерцаю эти красоты, а и думаю, что посадить в своем саду, до которого, впрочем, еще далеко. Тем не менее, планы конкретизируются, может и обзаведусь своей крепостью. Целую. Женя.
16 мая 1986. Рединг. Англия. Дорогая мама! Получил твое письмо от 29-го [апреля], где ты описываешь свиридовскую весну и свежий воздух: после недавних событий звучит весьма иронически. Надеюсь, что тебя этот воздух обошел стороной, и ты сумела благополучно добраться до дома. Каким путем ты ехала? Хоть не через Киев?
У нас всё-таки становится теплее, все деревья в цвету, кругом тюльпаны, магнолии, каштаны, хотя, надо сказать, что по части цветов у англичан особой фантазии не наблюдается, и хотя перед каждым домиком имеется сад, набор видов довольно стандартный. Вот если удастся свой завести, придумаю что-нибудь особенное с твоей помощью. Целую. Женя.
No comments:
Post a Comment