Tuesday, November 23, 2010

Валентин Алексеевич Юрченко, мой отец



Валентин Юрченко
 Мой отец, Валентин Алексеевич Юрченко, родился Житомире в 1922 году. Его отец, Алексей Бенедиктович Юрченко, был поваром, родом из Хажина около Бердичева. Я мало знаю о жизни отца. Знаю только, что во время войны он закончил сталинградское лётное училище. Летал. Вроде бы падал с самолетом. Был тяжело ранен, очень долго лежал в госпиталях. Из-за длительного лечения развилось привыкание к наркотическим препаратам. Болел, тяжелейшая сосудисто-вегетативная дистония. Был местным, житомирским красавчиком, играл на гитаре, девушкам он очень нравился...

Моя мама, Маргарита Васильевна Янушевич, Рита, познакомилась с ним в день победы 9 мая 1945 года – кажется, на Старом бульваре в Житомире... Прощались они в Киеве в сентябре того же года, когда Рита уезжала в Ленинград к сестре Зое, где жила с ней в общежитии до февраля 1946. Вероятно, готовилась к поступлению в институт, вроде бы ходила на какие-то лекции. Переписывалась с Валентином.

Была любовь. Но если быть кратким, то ситуацию можно объяснить так: моей маме надо было учиться, надо было вырваться из житомирской провинции, Валентин же видел свое будущее в Житомире и к учебе особенно не стремился. Окончил бухгалтерские курсы в Одессе, работал на мебельном комбинате. Пил.

Сошелся с женщиной старше его, Зинаидой Аверкиевной. От нее родилось двое детей – Виктор - с трудной судьбой, 1952-2007, и Людмила (1955 года рождения). Кроме меня, от него есть еще Галина (1946 года рождения).
Валентин Алексеевич Юрченко умер в 1974 году, похоронен на Смолянском кладбище в Житомире.

Здесь - выдержки из дневников Риты (Маргариты Васильевны Янушевич), письма ее сестры Зои, мамы Наталии Васильевны Янушевич, записи из моих дневников.

Из дневников Риты:
14 сентября 1984, Житомир. Умер Валентин. Отец моего единственного сына. Трагедия моей жизни. От алкоголизма. Впал в наркоманию. Боли в животе. Были и при мне. Начали давать наркотики. Пристрастился. Жил с женщиной, у нее своих двое детей и общих – не знаю сколько. Скандалы, ревность к своей дочери (не от него). Был и в последнее время с очень красивым лицом, с очень грустными глазами, еле волочил ноги. Всё это представляю. Истоки Жорочки, его тяжелого характера… Как бы хотелось узнать, какие мысли у него были перед смертью? Вспомнилась ли вся жизнь? Я? Ведь у нас была самая настоящая любовь, встречи, нежность, музыка. «Не брани меня, родная» - наш дуэт. Играл прекрасно на гитаре. Стихи мне…

…А там, за лесами,
Поле, усеянное васильками.
Там в любви мы друг другу сказали,
Клятву в верности друг другу дали.
Пусть же напомнят тебе, дорогая,
Эти стихи о том, что промчалось.
Первую встречу в начале мая,
Грустный сентябрь, когда мы расстались.

Ведь он был по-своему талантлив. Красота – тоже талант. Вернулся ли он к истокам своей жизни, анализировал ли ее? Вспоминал ли меня? Этого я никогда не узнаю. Боже, всё окончилось – и любовь, и ненависть, и ревность, и нет более части ни в чем, что делается под солнцем.

15 сентября 1984. На бульвар. Празднуют 1100-летие Житомира. Чудная погода. Масса людей. Все чужие, чужие, незнакомые. А внутри раскручивается лента прошлого, где всё, всё записано и всплывает. Вспоминаю, как ходили, гуляли, любили в этих местах с Валентином. Не видела его с 1950-го года, когда уехала в Крым. Оборвала, слишком много безволия и жестокости.

И всё-таки – о чем он думал?

Грустно, разговариваю с Галей, а сама о другом.

К Преображенскому собору. Хочется за упокой души его помолиться.

А мысли о Валентине…

17 сентября 1984. Роковые даты сентября [1945]. Расстались в Киеве с Валентином. Сидели на площади перед вокзалом. Бедные и несчастные, но еще любящие. Светила луна сквозь тучи. Он сказал: «как бы хотел на ней оказаться». Усадил в товарный. Много из Германии. Бывшие узники, угнанные, демобилизованные. И я уже с Жорочкой.

Господи, упокой его душу!


17 июня 1985. Житомир. С Томкой к дому на Театральной. Томка трещит, а я – вспоминаю Валентина. И то время – 45-й год. Водонапорная башня, театр. Вот теперь хотелось бы повидаться…

                 Водонапорная башня в Житомире




С сыном Виктором, 1954 г.
20 июня 1985. Посидела на [Старом] бульваре. Роковое место в моей жизни. Лента памяти вспять… Встречи с Валентином, стихи, музыка и любовь, страсть безудержная. Господи, пусть его душа упокоится и увидит меня! Зачем такое уродство из жизни сделал? Вела судьба, характеры. Я не могла не уехать, не учиться, он не мог уехать, учиться. А Жорочка, дорогой, определил всю мою жизнь.

Умер в больнице. На похороны пришла дочь от первой жены [Галина]. За это меня Бог и покарал. Как глупа, нагла и самоуверенна была! Великий грех на моей душе. А ей ведь – 40 лет будет осенью. Вторая жена ее прогнала с похорон. А где же сестры – Лида, Нина? Узнать в справочном? Ведь Лидку не видела с 45-го года.

21 июня 1985. На Корбутовке. Купалась, сидела, вспоминала прошлое. Было устремление только вперед. А теперь думаю о нем. Великая грешница. Но мой сын – моя мука, моя жизнь. Может, так и должно быть, это записано свыше? Не могли обойти друг друга.

22 июня 1985. Через бывшую Вильскую в бывшие Янушевичи [Iванiвка]. Близко – 10 км. Вильская – новый Бродвей. Всё изменилось. А в памяти – польское кладбище, сирень и мы – с любовью и нежностью. Память выдаёт. Через Янушевичи – автострада, село неинтересное, с одной стороны стена соснового леса, школа старого образца. Хотелось бы побродить.

Тянет на польское кладбище. Пойти одной и найти то место.

23 июня 1985. Вспоминаю, как Валентин когда-то сказал мне на той стороне после похода на Гуйву: «Вспомнишь!». Вот и вспоминаю. Лучшего у него не было. Не могло быть. Не способен к жизни. Погряз в болоте. Мучат мысли, представляю его неживым, в могиле, хочется на кладбище. А оно на Корбутовке. Если б услышал меня…

Видимо, на могиле своего отца
24 июня 1985. Последний свободный день. Иду в адресное бюро. Доехала до больницы. Искала магазин керамики. Нашла знакомое место – здесь Жорочка родился, и Валентин ушел навсегда. Засняла. Нашла адресное бюро и адреса сестер, дочки [Галины]. Дочка вышла замуж. Сколько несчастья закрутил своей красотой, и я встряла! «А там, за лесами, поле, усеянное васильками…» Писал мне стихи – хорошие. А я в момент злости их швырнула ему обратно.

Написала Лидке письмо, прошу написать о Валентине. Ответит ли? Выполнила свое желание, стало легче.

Погуляла на памятном бульваре. А главное – внутри вторым неслышным голосом напевают воспоминания. Когда-то за рекой далекой были. Возле (неразб.) застал дождь, пережидали, полные любви и нежности. Боже! Как всё эфемерно! И живо только в моей памяти.

25 июня 1985. В поезде. Отъехала от Житомира. Родные места у Овруча. Поляны со зверобоем. Хочется выйти и бродить одиноким странником. Молиться, отмолить свои грехи. За Валентина.

5 июля 1985. Ленинград. Письмо от Лиды Юрченко. Дождалась! Скупой, малолиричный, сухой текст. Брат умер 10 лет тому назад. Тяжелое ранение, выпивал, не берег себя. В 52 года. Похоронен на Смолянке. Значит, это было давно, примерно в 75 году. Когда я в новую квартиру вселялась… Вот тогда, в 72 году, после защиты (диссертации), нужно было пообщаться. Спасать. Как жестоки люди, как мало ценят друг друга и вечно чего-то друг от друга хотят. Раньше мечтала о любви, а светлом радостном будущем. А теперь – об общении с мертвыми. Если б видели оттуда…

12 июля 1985. Ленинград. Шла и опять вспоминала – страшный 45-й год, почтовое отделение №21, его письма до востребования - «жалко и люблю». Зачем я их вернула? Как мы слабы и беспомощны были! И его несвобода. И ни разу не был. И я – дрянь балованная. И он – предатель. И Жорочка дорогой шевелился во мне на лекциях. И общага, где так мало была. И больница им. Филатова, где Жорочка второй раз родился. Сыночек мой дорогой!

1 августа 1985. «Киев, площадь перед вокзалом, поздний вечер, луна через облака бегущие и мы, бедные и бездомные. Валентин: «Как бы я хотел очутиться на Луне!» Такая была ситуация. Запутались. Но всё было настоящее. Как бы хотелось пообщаться, поговорить… Если б можно было вызвать его душу на свидание!»

9 мая 1993. Роковой день, встреча с Валентином… (1945).

20 июля 1945. Мама Риты, Наталия Васильевна, пишет из Житомира старшей дочери Зое в Ленинград. Наш «ребенок» - Рита – занимается часто до 6 дня, в 7 часов уходит гулять и к 12 возвращается. И это почти ежедневно. Боюсь, чтобы не последовала примеру Тани [которая выскочила замуж]. От мамы всё скрывает.

17 января 1946. Мама Риты, Наталия Васильевна, пишет из Житомира старшей дочери Зое в Ленинград. Получила твое письмо с известием о Рите [что беременна]. Это меня так потрясло, что мне кажется, что я за один день стала бабушкой. Утром получила письмо и вот вечером пришла домой… Целый день, как в тумане прошел, мысли путались, и все обращали на меня внимание на работе, а я думала об одном: как бы скорее придти домой, чтобы остаться одной и собраться с мыслями. Никак от Риты этого не ожидала. Не понимаю одного: зачем была эта комедия – ехать в Ленинград, учиться? К чему всё это было? Почему не оформить своего замужества? Обыкновенно люди выходят замуж, оформляют брак, а потом, как результат этого - семья. А Рита решила раньше иметь ребенка, а потом оформлять. Поэтому получилось гадко, некрасиво, вопреки всяким правилам морали. Ужасно за Риту стыдно мне, как матери, что я не воспитала ее как следует, что, в общем, получилось существо, у которого инстинкты преобладают над голосом рассудка, существо аморальное. Ну что же, факт свершился! А сколько раз я ее спрашивала о том, как на себя ведет, не придется ли мне краснеть за нее и за себя! Она всегда обижалась и уверяла, что она еще голову не потеряла, и что как я могу допускать подобные мысли. А теперь мне очень стыдно. Ну что же, пусть теперь сама устраивает свою жизнь как хочет. Она всегда для меня была чуждой, далекой. Недавно я встретила ее Валентина и очень была удивлена, что он со мной не поздоровался. Не знаю, случайно ли это.

Значит, двое молодых людей вступают в жизнь и оба не подготовлены к этой жизни. Оба без квалификации, оба флегматики. Ну пусть живут… Сегодня почему-то передо мной промелькнуло всё детство Риты. Еще в Овруче, в Сташиновке, в Житомире… Я ее всё представляла девочкой и вдруг – она уже мать. Итак, моя жизнь промелькнула, как сон, наступила последняя фаза…

22 марта 1946. Зоя, старшая сестра Риты, пишет Рите из Ленинграда в Житомир. Ритушка, ты только не переживай там очень. Лучше сразу всё покончить с этим Валентином и постараться забыть его. А там видно будет, будешь учиться, станешь самостоятельной и независимой от таких «друзей». А теперь, кажется, все люди таковы, поэтому нужно надеяться только на свои силы. И найти в себе силы воли и характера поступить решительно. Будь крепкой и не падай духом, твое положение еще хорошее. У нас такая замечательная мамочка, бери пример с нее. Не сиди всё время дома, ходи к Тане и еще куда-нибудь, хоть просто гуляй по улицам. Сидеть всё время очень вредно. Я пришлю тебе английских книжек и учебник, и обязательно занимайся. Может, изберешь этот язык своей специальностью. У нас даже аспирантки учатся с детьми, и нет у них никаких родных и близких. А нас ведь трое взрослых и здоровых людей, неужели мы не сможем воспитать одного малыша. Очень советую поменять квартиру, по-моему, колебаться нечего.

15 февраля 1946. Зоя, сестра Риты, пишет ей из Ленинграда в Житомир.
Дорогая Риточка! Я всё время думаю и беспокоюсь о тебе. Тем более, что я получила письмо, адресованное тебе, и прочла его. Из этого письма я поняла, что там, в Житомире, не всё в порядке, и тебя будет ждать неприятный сюрприз, когда приедешь. И что это за такие дела! Очевидно, что Валентин очень несерьезный человек, раз у него такие товарищи. Но ты должна перенести всё это спокойно. Мне всё же кажется, что всё будет хорошо, даже я в этом уверена. И учиться, конечно, ты будешь, может быть, даже в следующем году. Только прошу тебя об одном: не втягивайся ты в эту компанию – Лида там и прочие. Что-то мне это очень не нравится. Ты ведь девочка умная и совсем с другими запросами в жизни, а такая среда ужасно засасывает и убит человека. Этого я очень боюсь. Старайся, чтобы Валентин поднялся до тебя, а не наоборот, а если нет, то лучше бог с ним. Ведь он только испортит тебе жизнь. Я, конечно, не знаю его, и на расстоянии мне судить трудно. Но письмо его произвело на меня неприятное впечатление. Может, я и ошибаюсь… Зоя.

18 декабря 1949 г. Валентин пишет Рите в Ленинград из Житомира. Здравствуй, Рита! …Очень огорчен тем, что наш разговор с тобой летом не состоялся. Ты, конечно, думаешь, что я просто увильнул и не явился тогда к тебе в назначенное время. Но на это была причина, какая – описывать тебе не буду, т.к. ты всё равно не поверишь. Ты себе внушила, что мне верить вообще нельзя. Но, безусловно, ты сама хорошо понимаешь, что от окончательного, причем положительного ответа на любой твой вопрос я почти всегда отвечать прямо воздерживался. На это также есть некоторые известные тебе причины…
…живу по-прежнему… работаю в финотделе, живу отдельно от своих родителей, т.к. мать больна, и присутствие в доме мужчин не совсем желательно… здоровье мое наконец-то почти наладилось… Теперь разреши поздравить тебя с наступающим Новым 1950 годом, пожелать тебе и Жоржику всего наилучшего в Вашей жизни! Валентин.

10 февраля 1950 г. Валентин из Одессы Рите в Ленинград. Здравствуйте, Рита и Жоржик! С большим приветом и самыми хорошими пожеланиями в Вашей жизни! Извините, что осмелился беспокоить Вас своим письмом, но всё же пару слов хочется написать… Я в Одессе, здесь я занимаюсь на республиканских финансовых курсах… Тебе, Рита, наверное, не представляет никакого интереса читать всё то, что я излагаю здесь… Знаю, что воспоминание о прошлом тебе так не по душе, ну, значит, не буду писать… Но если не трудно, то напиши, как у Вас там идут дела, как поживаете, как Жоржик? Мне очень интересно… Еще раз прошу извинения за нежеланное для Вас беспокойство… Жду от Вас письма… До свидания. Валентин.

1 августа 1950. Мама Риты, Наталия Васильевна, приехавшая со мной в Житомир, пишет из Житомира Рите в Алушту. Но второй день после твоего отъезда (в Алушту) к Тане приходил Валентин, удивлялся, почему тебя у нее нет, и спрашивал, почему мы его не известили о твоем приезде. Это более чем удивительно! У этого нахала есть еще какой-то интерес. Говорил, что хотел бы видеть Жоржика. Но Тане он не понравился. Говорит, что он пустой, избалованный и самовлюбленный. Он тебя, оказывается, видел на Михайловской* с мужчиной, и на него это, видимо, произвело впечатление.

* ул.Михайловская в Житомире, местный "бродвей".

2 июня 1957. Пишет Татьяна Николаевна Новосельская: «Насчет Валентина… это проблема. Ведь Рита о нем и слышать не хочет, да и у него есть семья (по-моему, чужая). Надо будет точно узнать. Я его часто вижу. Он стал серьезным, работает на мебельной фабрике уже пятый год. Я бы могла с ним поговорить, но я не знаю, в каком разрезе вести этот разговор».



5 сентября 1964. Моя запись в дневнике. Доехал до Житомира хорошо, ночевал в Невеле и Гомеле. Отца нет дома, сказали, что будет через пару дней.


30 сентября 1964 г. Тетя Таня, Татьяна Николаевна Новосельская, двоюродная сестра Риты, пишет из Житомире Рите в Ленинград (после моего посещения Валентина). Неужели Жора тебе не рассказал о встрече с родственником? Мне он рассказал довольно откровенно. Ему пришлось несколько раз ходить и не заставать его. Он был на курорте. Жора даже не захотел, чтобы ему помогли в свидании. Смело сам зашел в дом, познакомился с домочадцами. Потом, наконец, застал и его. Видно, он уже догадывался, кто его хочет видеть. Принял Жору довольно сдержанно, видно, боялся, что ему предъявят претензии. Потом предложил Жоре прогуляться. Жора говорит, что вообще трудно было вести разговор. Приходилось больше Жоре задавать вопросы. Он, конечно, в какой-то степени пытался оправдаться. Говорил, что в вашем с ним разрыве виноваты вы оба. Он больной, потом с работой не ладилось, ты уехала, перестала писать. Он решил, что ему не «угнаться» за тобой. Спрашивал, не вышла ли ты замуж, как живешь. С Жорой договорился переписываться на «до востребования». Да, разрыв можно оправдать, но как оправдать то, что за всё время даже не узнавал о Жорке ничего! Ничего он вразумительного и не сказал. Я с Жорой говорила много на эту тему, по-моему, он сам всё правильно понял. Он еще надеялся, что он придет на вокзал проводить, но он так и не пришел, и этим лишний раз подтвердил, кто он есть.

5 августа 1973. Моя запись в дневнике. Собираю вещи, уезжаю в Житомир, поезд в Киев, только туда были билеты. 7-го приехал в Житомир. 9-го – встречался с отцом. Я зашел к нему, после чего мы вместе пошли в парк и там выпили бутылку вина, поговорили. Его дочь похожа на меня. Его сын сейчас якобы на военной службе. Завтра вечером также пойду в парк, где он пообещал быть. 10-го – вечером в парке встретил отца. Он был изрядно выпивший, сильно качался. Выпил по поводу Дня строителя. Потом он купался в Тетереве, играл в бильярдной, потом я зашел к нему домой, где был не очень приятный разговор с его женой. Пригласил поехать завтра с ним на рыбалку, но я не знаю, встану ли так рано. 11-го – вечером опять пошел в парк над Тетеревом и вскоре встретил там отца, он сидел на скамейке, неизвестно зачем и неизвестно о чем думающий. Он ничем не выделялся из прогуливавшихся там людей. Вид у него был жалкий, какой-то «жалкий и гордый». На этот раз был сдержанный, и казалось, что стыдится вчерашних задушевных разговоров со мной. Он опять тихий, равнодушный, в себя погруженный, такой себе человечек из парка. Не является «интенсивной» личностью. Он не активный, он не настаивает на встрече со мной, здесь я проявляю инициативу. И очень странно осознавать, что этот сидящий на скамейке в парке человек - мой отец. Хорошо, что я с ним встретился здесь и сейчас. У него здоровье далеко не блестящее, в любой момент его может не стать. Сказал ему, что завтра повидаемся в последний раз, т.к. послезавтра я собираюсь уезжать. 12-го. На 6-55 утра купил билет в Киев. С Валентином попрощался, всё в порядке. [Это была последняя встреча].

Георгий Янушевич

Свидетельство о рождении В.А.Юрченко

Здесь жил В.А.Юрченко - Житомир, ул. 1-го Мая, дом 11.
Последнее из имеющихся фото Валентина Юрченко - примерно 1970.

Sunday, May 16, 2010

Trebujeni. Требужены. Паша - добрая душа.

В начале 70-х годов моя тетя, Зоя Васильевна Янушевич, жившая тогда в Кишиневе, занималась археологией и часто ездила в Требужены, молдавское село в 60 км от города. Там она познакомилась с одинокой женщиной – тётей Пашей, Прасковьей. Ее домик был самый последний, на окраине села, при въезде в него по мосту через реку Реут. Зоя и ее сестра Рита часто ездили к тете Паше в Требужены, можно сказать, на протяжении лет двадцати пяти.

Тётя Паша,Требужены, 1975 г.
Настали другие времена, уже нет никого на этом свете, и вот в этом году я со своим двоюродным братом Женей решил съездить по следам наших мам, посетить село Требужены. Мы нашли там людей, которые помнят тетю Пашу и наших мам. Они нам показали, где находится тот домик, стоящий уже лет семь без своей хозяйки. Домик в приличном состоянии, чистенький, готовый к продаже. Вроде бы и есть покупатель на него.

Скалы в Требуженах.
Вокруг – живописная местность. Вдоль реки Реут - ущелье и высокие скалы, пещеры в них. По тропинкам среди скал мы тоже побродили. С высоты видно всё село Требужены, одинокий домик тети Паши и бескрайние молдавские просторы. (Уже вернувшись в Петербург, мне сообщили данные о тете Паше: она была Голиян [Golean, Golian - ?] Прасковья Федоровна, родилась 14 октября 1919 г., умерла 24 мая 2000 г.)

Моя мама приезжала в Требужены еще в 1975 г., когда писала диссертацию. Остались ее записи того времени:

«Однажды на неделю уехала к Паше. Это было в мае. Завезли туда археологи. В домике вечером было холодно и тоскливо. От вещей, постели исходила сырость. Утром было хорошо, ставила сверху над домиком раскладушку и на ней кропала свою диссертацию, в антрактах читала «Онегина». Через пару дней, когда освоилась, отправилась с Пашей в соседние Бутучены. Шли над рекой, а потом полезли в гору.
Маргарита Янушевич и тетя Паша в Требуженах, 1975 г.


Сначала всё шло хорошо, а под конец на почти отвесной стене, на козьей тропе, стало очень страшно. Ползли на животе, цепляясь за малейшие выступы. Кое-как взобрались, и стало дурно от страха. Ну, а потом были в гостях у Пашиных родственников, чем-то угощали. Возвращались вечером через поле. Было тепло, из села доносилась музыка – барабан, бубен. Кого-то провожали в армию. Шли по селу, Паша со всеми здоровалась. Для нее это событие. Набросилась полная, широкая, цыганского типа женщина – Лиза, затащила к себе и давай носить графины с вином из погреба. Закуски – яичница, свежая редиска. И графин за графином. Настырно, шумно заставляла пить, не вырваться. Кое-как доползли до дома. Стало дурно, кровать плыла.
Маргарита Янушевич в Требуженах, 1975 г.


А в другой день гуляли. Дошли до монастыря в скале. Прогулка запомнилась. Всё было как-то очень красиво, ярко, своеобразно. Вечером были у Оли, опять пьянствовали, Сева изощрялся в остроумии. А утром заехали в лес, я выкопала плющ и он до сих пор жив, заплел всю комнату в Пушкине. Но это всё не существенно, крохи, мазок в картине...»

А вот запись Маргариты Янушевич за 1986 г. Они с сестрой Зоей отправились в Требужены к тете Паше:

Зоя Янушевич с тетей Пашей в Требуженах, сентябрь 1986.
27 сентября 1986 г. Утром пасмурно, холодно. Но поднялись – и в Требужены к Паше. А Паша в автобусе. Ездила на базар за тапочками. Всё та же красота лунного пейзажа, домик, куры, утки, пёсик, коты. Паша вкусно угощает – перцы, баклажаны. Ушли гулять на ту сторону реки. Полно шиповника. Нарвали. Лежали, задремали на солнце. Вернулись. Паша зарезала петуха. Для нас готовит, старается, добрая душа. Спим в домике на одной кровати (с Зоей) – муки ада. Холодно, твердо и тесно…

Рита Янушевич и Паша в Требуженах, сентябрь 1986 г.28 сентября 1986 г. Не выспавшиеся. Завтрак, холодный ветер. Ушли на ту сторону, где караван-сарай, раскопки, сгинувшая жизнь. Полежали на солнце. Читаю и перечитываю «Плаху». Мудрый Чингиз [Айтматов]. Сулил подняться «над». Вернулись. Обед. Сидение в кухне, разговоры. О себе говорить не хочется, нельзя, да и нечего. Рано легли. Зоя на печке, ее протопили накануне. Всюду сухая кукуруза, и делают вино.

Маргарита Янушевич около домика тети Паши, сент. 1986.
29 сентября 1986 г. Утро, холод, завтрак. Сборы. Паша всего надавала. Добрая, щедрая душа. Ждем, но отменили автобус. Сижу на шоссе и караулю. Наконец-то такси, и места в нем есть. До Оргеева. Вскочили на проходящий, удобный автобус. Слава Богу! Это потому что попросила Николая Чудотворца! До рынка (в Кишиневе), на такси – домой.

Требужены. Домик тети Паши, 4 мая 2010 г.
Я около домика тети Паши, 4 мая 2010 г.
Женя на автобусной остановке в Требуженах. 4 мая 2010 г.
Здесь фотоотчет о нашей поездке в Требужены 4 мая 2010 г.