После нескольких месяцев жизни в Париже у себя дома, на родине, как бы заново учишься двигаться, ходить, ездить. Особенно трудно даются очереди, всеобщая раздражительность людей и, вместе с тем, их удивительная покорность, смирение, терпеливость. Страшен вид стариков – одутловатых, с распухшими, деформированными ногами, ковыляющими с палочкой из магазина в магазин. Тем более пугала поездка в другой конец необъятной страны. Поездка предстояла на родину своих предков, в глухое и далекое село Свиридовка, Полтавской области. В эти края идет «дополнительный» пассажирский поезд, собранный из старых, разбитых, с застарелой грязью вагонов (это был поезд Ленинград – Кременчуг). Поезд шел медленно, подолгу стоял на полустанках и у безымянных столбов. Ехали ночь, день и еще ночь, пересекли Ленинградскую и Псковскую области, всю Белоруссию и часть Украины. Утром показались украинские цветущие сады, засеянные, ухоженные поля и огороды, огромные березы с длинными космами яркой весенней зелени.
Станциа Сула, снимок 2004 г.
Вот и место нашего следования – станция Сула. Название станции по протекающей в этих местах реке Суле. Станция Сула – маленькое здание старой постройки, поезд стоит там всего две минуты; дежурная по станции трижды ударяет в медный, до блеска начищенный колокол, и мы остаёмся на уютной платформе, утопающей в ярких украинских цветах.
В местный маленький автобус, весь запыленный внутри и снаружи, набивается много народу. Речь в автобусе украинская, мягкая и певучая. Втискиваемся и мы со своими довольно объемными сумками, так как везем с собою масло, банки с консервами и даже сахар. Это в такие-то благодатные края! Доезжаем до автовокзала в районном центре Лохвица. Площадь перед автовокзалом в непросыхающих лужах, в многолетних выбоинах и ямах. Рядом с автовокзалом маленький скудный базарчик. Автобус до нашего села будет только через четыре часа. Не хватает бензина, и число рейсовых автобусов сокращено вдвое. С этой неуютной пыльной площади хочется поскорее убраться и - о, счастье! – мы обнаруживаем кооперативное такси. Садимся и через 20 минут оказываемся у своего свиридовского дома, в затерянном мире, напоминающем заросли Амазонии.
Лианы дикого хмеля, кусты бузины, жасмина, калины буйно разрослись, оплели дом, заглушили окна. Вооружаемся топорами, высвобождаем дом, в комнатах появляется свет, солнце. Перед домом открываются синие бесконечные дали, спуск к лесу, холмы, покрытые цветущими деревьями, черемухи, диких груш, яблонь, слив… Заливаются соловьи, кукуют кукушки, удоды. Кажется, что каждый куст поёт и стрекочет. Удивительное место, удивительная природа!
Река Сула – многоводная, извилистая, разбивается на множество рукавов, стариц. Село расположено на высоком берегу реки, холмистом, покрытом лесами. С высокого берега открывается вид на бескрайние степи, луга. Это и есть «дикое поле», откуда шли с востока племена половцев, хазар, татар. Высокий берег им сопротивлялся, укреплялся. До сих пор на высоком берегу сохранились остатки скифского городища, смотровые курганы, валы, рвы. Всё это заросло лесом, скифское городище засевается овсом, гречихой, а на курганах ветер колышет метелки ковыля. Осенью, когда лес обнажается, четко вырисовывается вся система древних укреплений.
На склоне холмов по дороге у Суле стоит сохранившийся дом-дача предводителя дворянства Полтавской губернии С.Ф.Терешкевича. Дача называлась «Отрада». Замечательная архитектура этого деревянного сооружения. Вокруг дома время от времени плодоносит старый сад, от дома ведет аллея к реке. До сих пор служит современным дачникам оборудованные бывшим владельцем пляж и купальня. Всё это живо не потому, что кем-то поддерживается и сохраняется, а потому что добротно, основательно сделано и противостоит ударам судьбы и времени. В годы революции Терешкевич был изгнан, уехал в неизвестном направлении. Дом был разграблен местными жителями, книгами из библиотеки долго время мостили переходы через грязь. Обшивка с мебели была содрана и использовалась для шитья одежды. До сих пор кое-где в курятниках можно увидеть старый стул или подставку, притащенные при разграблении дома.
Сула, купальня.
Почти все годы после революции в доме Терешкевича был интернат для умственно отсталых детей. Среди них попадались милые, добрые души, но искалеченные выпавшей им судьбой. Был и мальчик негр. Высокий, кудрявый, тоненький, не знающий никакого другого языка, кроме украинского. В этом году интернат расформировали, детей перевели в другие места, всё вокруг затихло, опустело. Дача Терешкевича вздохнула. Отживает. Зазеленели, буйно разрослись травы; никто не косит, не рвет, не топчет, не ломает. Надолго ли? Предполагается сделать здесь базу отдыха Полтавского автопредприятия. Чем это грозит месту и дому – никто не знает. Сельсовет покорно молчит, ничего не предлагает. Уникальность этого уголка природы местные власти не осознаётся: как скажут свыше, так и будет.
Один из холмов в окрестностях села до сих пор называют дачей Андрияшева. До революции доктор Андрияшев купил у села отдаленный холм, террасировал его, разбил сортовой сад, посадил редкие декоративные растения, развел розарий. На склоне холма построил дом-дачу, а на самой верхушке его соорудил беседку со смотровыми площадками. К холму и дому были проложены подъездные дороги. Давно нет этого дома. Его вывезли во время коллективизации зачем-то на колхозный двор и там вскоре сожгли. Розы одичали и превратились в буйный шиповник. Но живы и плодоносят до сих пор посаженные доктором деревья. Раз в два – три года одаривают богатым урожаем, так что ветки клонятся до земли. Тогда местные жители отправляются на Андрияшевскую дачу, варварски обламывают ветки, доламывают сад, возвращаются в село, нагруженные огромными мешками яблок, алычи, сливы…
Рита Янушевич около дома
Терешкевича. 70-е годы.
Местные старожилы еще помнят и Терешкевича, и Андрияшева, говорят о них добрые слова. А в селе так и не появился больше врач. Для оказания помощи есть фельдшерский пункт и фельдшер. Больница находится в соседнем селе (Лука), за семь километров, на другом берегу Сулы. Моста не было, и, чтобы попасть в больницу, нужно было сделать объезд в 40 километров. Заболевшие часто отказывались от такой далекой дороги и предпочитали оставаться дома. Наконец-то в этом году строительство моста было завершено. Мост строили много лет, местные жители писали жалобы куда только можно было, но всё безрезультатно. Как ни странно, в завершении строительства сыграла роль Перестройка. Забрали в Москву высокое лицо – руководителя области, и мост был в скорости достроен. Оказывается, мост мешал жизни на начальственной даче, так как увеличивал поток транспорта, нарушались тишина и покой…
Вид на долину Сулы со свиридовского холма.
За все годы советской власти использовалось лишь созданное ранее, но ничего (кроме клуба вместо церкви) не построено для красоты и отдыха. На выскоих точках холмов когда-то расчищались смотровые площадки. Каждое такое место имело свое название: Детинец, Глубокий Яр, Стрелица и др. В этих местах устраивали гуляния, собиралась молодежь, пели украинские песни. Но от этого остались только названия и предания. Всё заросло дикой порослью сорного леса.
Рядом с остатками прошлого живет село. Когда-то очень большое, живописное, с ярмарками, с церковью Михаила Архангела, с большими семьями. Село, пережившее белых, красных, гражданскую войну, коллективизацию, голод, смерть близких от голода, работу за «палочки», «черные машины», войну, тяжелую послевоенную жизнь, как в худшие времена крепостного права.
Как же живет оно сейчас, в эпоху перестройки и гласности? Хотелось заметить происходящие перемены.
Сегодня праздник – день Первого мая. Все праздники здесь проводятся в Доме культуры, выстроенным на месте разрушенной и снесенной церкви. Дом культуры – огромный сундук, который нечем заполнить. В основном, крутят кино с оглушающее громким звуком. Имеется хорошая библиотека, но местные жители в нее заглядывают редко. Зато раздолье для приезжих, так как выписываются и доступны такие «толстые» и прочие журналы, как «Новый мир», «Дружба народов», «Огонек» и др. Библиотекарь для выполнения плана выписывает карточки на каждого члена семьи, на каждого зашедшего гостя и заглянувшего в газету.
Но сейчас день солнечный, теплый, сверкающий, и празднование происходит на зеленом лугу перед Домом культуры. Собралось почти всё население, молодые семьи, одетые ярко, пестро, но по-городскому, старики с колодками орденов, старушки – пожилые женщины в платочках, в длинных юбках. В одежде и не городской, и не деревенской. Нечто среднее, выработанное годами труда, лишений, скудной жизни и некоторого благополучия сейчас. Молодые – в основном, приезжие. Живут в ближайших городах и городках, работают на заводах, приезжают весной помочь родителям посадить огороды. Да и летом отпуск проводят дома, а возвращаются в город с запасами продуктов на зиму.
Праздник начинается. Из репродуктора на всё село разносится песня «Широка страна моя родная…» Девочки-школьницы в белых передниках и с большими белыми бантами на голове исполняют «Утро красит нежным светом стены древнего Кремля». Кажется, что время здесь остановилось. Ведь эти песни ассоциируются с самым страшным историческим периодом, и в городах уже не исполняются. Празднование происходит по давно принятой традиции. Секретарь партбюро колхоза бубнит о завоеваниях трудящихся, о капиталистическом окружении и о необходимости крепить и поддерживать советскую власть, чтобы она не допустила войны. Все и так всё знают, но чувствуется одобрение. Бабушки согласно кивают: «живем без войны!» Затем начинается концерт местной самодеятельности. Выступает хор школьников и недавно организованный хор взрослых. Создание хора – заслуга нового председателя колхоза, который и сам поёт в хоре. К сожалению, в репертуаре хора преобладают идеологизированные украинские песни. Жаль, что уходят, теряются, исчезают прекрасные старинные украинские песни, которыми так славилась Полтавщина.
Митинг и концерт окончены. Народ устремляется к магазину. На полках весьма скудный ассортимент рыбных консервов с преобладанием морской капусты, банки с прошлогодними солеными помидорами и огурцами, не пользующиеся спросом у деревенских жителей. Масло бывает крайне редко и по высокой цене, сахар по талонам. Сегодня к празднику привезли колбасу одного сорта, но цена недоступна для рядового жителя села. Народ нагружает сумки хлебом для кормления птиц и животных в личном хозяйстве.
Заметно расслоение села по материальному уровню. Зажиточно живут механизаторы, кладовщики, доярки, высшая местная номенклатура. Но и им всем приходится самим себя обеспечивать продуктами. Жизнь и быт строятся по принципу примитивного натурального сельскохозяйственного двора с преобладающим ручным трудом. Размеры птичьих стад и огородов зависят от возраста и числа работоспособных владельцев. Коров держат значительно меньше, чем в прежние времена. Поэтому молоко и молочные продукты в селе – дефицит. В продаже своей сельхозпродукции никто не заинтересован, деньги тратить не на что, прилавки магазинов ничем не привлекают. Охотно угощают бесплатно, если ты им полезен и симпатичен.
Особенно тяжела своей первобытностью жизнь у тех, кто отработал бесплатно в самые трудные годы советской власти. Дома их разрушаются, что-то починить, перестроить з- проблема из проблем. Единственная работающая «валюта» в селе – это самогонка.
Сейчас главная весенняя забота, событие в жизни селян – это вспахать личные огороды. Сразу же после праздника люди разбегаются, чтоб поймать тракториста, уговорить его, упросить вспахать землю вовремя. Все соседи – пенсионеры, активно этим занимаются. Наблюдаешь, как одинокие старухи, не имеющие сил ухаживать за собой, варить еду, каким-то образом вспахивают, засаживают свои огороды. После этого на всю весну, лето, осень впрягаются в непрерывный труд – посадка, прополка, окучивание, борьба с вредителями, уборка, переработка, хранение. В этих местах еще сохранилась неистребимая любовь к своей земле, к своим животным, и она прекращается только с жизнью. Тогда и появляются пустые хатки, которые постепенно ветшают, обрушиваются. Огороды зарастают непроходимым лесом из бурьянов.
Вдоль всей Свиридовке из конца в конец проходит асфальтированное шоссе, что является большим и сравнительно недавним достижением. Новые дома, в основном, одноэтажные, строят теперь из кирпича, покрывают черепичными крышами. Дома стоят разбросанно, вольно, просторно. Вокруг большие сады, огороды. Новых домов – единицы. Они перемежаются старыми, но ухоженными усадьбами с зеленым ковром травы перед домом, с традиционными мальвами вокруг и вдоль оград. Примерно треть села – это заросшие усадьбы, где уже никто не живет. Вот вдали над яром стоит красивый дом, но подходишь и видишь, что окна выбиты, рамы вытащены, - там пусто. Попадаются усадьбы, где избушка с остатками соломенной крыши повалена и заросла, а то и вовсе одни заросли на месте некогда бывшей хатки.
Очень редки семьи. В большинстве домов одинокие старики, доживающие свой век. Детей в школе учится мало. Школа – восьмилетка, в выпускном восьмом классе учится 5-7 человек. Но и они разбегаются после окончания школы кто куда, только бы не в доярки, не в колхоз. По дороге вдоль шляха захожу к знакомой хозяйке вновь выстроенного дома, пенсионерке. Пока дом строился, муж умер, дочь сбежала в город. Спина у женщины сгорблена от непосильной работы, но глаза веселые, сияют. Привезли уголь, и она счастлива – будет, чем топить зимой. Вся измазанная в угольной пыли, перетаскивает и укладывает топливо в сарае.
Труд, труд и еще раз труд. Беспрерывный, беспросветный, без какой-либо механизации, вспомогательной техники. А чего стоит обеспечить себя и хозяйство водой! Воду приходится брать из колодцев, которых мало. Ведро с водой вытаскивают воротом с большой глубины. Сколько таких вёдер приходится вытащить и перетаскать на себе! Но эта вода, с таким трудом доставшаяся, не годится для питья. На всё село имеется только два водопроводных крана с «хорошей водой». Запастись «хорошей водой» еще труднее. Для этой цели на ручную тележку ставятся огромные бидоны – и в путь за два километра от дома. А уж как тяжело, если благодатная украинская земля одарит щедрым урожаем слив, абрикос, яблок, груш… Куда девать всё это? Варить – нет сахара. Кооператоры появляются редко, без четкого расписания, и дворы они не объезжают. Опять же приходится запрягаться и тащить на себе с таким трудом выращенный урожай, чтобы его куда-то пристроить.
Какая там перестройка? Какая аренда? Ни один житель села до сих пор ничего в аренду не взял. Колхозная номенклатура занята выполнением спущенного сверху плана и ни в каких переменах не заинтересована. Перестраиваться – это переучиваться… А зачем? Спокойнее и надежнее жить так, как есть.
Перестройка, гласность волнуют только стариков. Они собираются группками и недоверчиво шепчутся, вспоминают пережитое в тридцатых годах. В селе нет семьи, в той или иной степени не пострадавшей от голода, ссылки или ареста. Зачем же столько жертв потребовалось? Неужели ради этой убогой жизни?
Вынужден перестраиваться сельсовет, но он без материальных средств и абсолютно бесправен. Вся деятельность сельсовета заключается в выдаче пенсионерам талонов на топливо и в напоминании владельцам домов, чтобы скашивали заросли бурьяна вдоль шляха, да еще выдаёт разные справки.
Единственное заметное «перестроечное» явление в Свиридовке – это появление переселенцев из города. Несколько семей, сравнительно молодых, интеллигентных и образованных, купили пустующие дома и занялись обработкой заброшенных земель. Новые поселенцы считают, что в смутное время, когда работа в городе не приносит ни удовлетворения, ни денег, следует вернуться к исходным началам – обрабатывать землю и кормить себя плодами своего труда. Удастся ли это им, как сложатся отношения с колхозом? Время покажет. [Нет, ничего у переселенцев не получилось…]
Да вот еще один умный и хороший парень не сбежал после школы, а вернулся в село и успешно работает. Надеяться можно только на появление свежих, молодых сил. Появятся ли они?
Рита на свиридовском поле, 70-е годы.
Станциа Сула, снимок 2004 г.
Вот и место нашего следования – станция Сула. Название станции по протекающей в этих местах реке Суле. Станция Сула – маленькое здание старой постройки, поезд стоит там всего две минуты; дежурная по станции трижды ударяет в медный, до блеска начищенный колокол, и мы остаёмся на уютной платформе, утопающей в ярких украинских цветах.В местный маленький автобус, весь запыленный внутри и снаружи, набивается много народу. Речь в автобусе украинская, мягкая и певучая. Втискиваемся и мы со своими довольно объемными сумками, так как везем с собою масло, банки с консервами и даже сахар. Это в такие-то благодатные края! Доезжаем до автовокзала в районном центре Лохвица. Площадь перед автовокзалом в непросыхающих лужах, в многолетних выбоинах и ямах. Рядом с автовокзалом маленький скудный базарчик. Автобус до нашего села будет только через четыре часа. Не хватает бензина, и число рейсовых автобусов сокращено вдвое. С этой неуютной пыльной площади хочется поскорее убраться и - о, счастье! – мы обнаруживаем кооперативное такси. Садимся и через 20 минут оказываемся у своего свиридовского дома, в затерянном мире, напоминающем заросли Амазонии.
Лианы дикого хмеля, кусты бузины, жасмина, калины буйно разрослись, оплели дом, заглушили окна. Вооружаемся топорами, высвобождаем дом, в комнатах появляется свет, солнце. Перед домом открываются синие бесконечные дали, спуск к лесу, холмы, покрытые цветущими деревьями, черемухи, диких груш, яблонь, слив… Заливаются соловьи, кукуют кукушки, удоды. Кажется, что каждый куст поёт и стрекочет. Удивительное место, удивительная природа!
Река Сула – многоводная, извилистая, разбивается на множество рукавов, стариц. Село расположено на высоком берегу реки, холмистом, покрытом лесами. С высокого берега открывается вид на бескрайние степи, луга. Это и есть «дикое поле», откуда шли с востока племена половцев, хазар, татар. Высокий берег им сопротивлялся, укреплялся. До сих пор на высоком берегу сохранились остатки скифского городища, смотровые курганы, валы, рвы. Всё это заросло лесом, скифское городище засевается овсом, гречихой, а на курганах ветер колышет метелки ковыля. Осенью, когда лес обнажается, четко вырисовывается вся система древних укреплений.
На склоне холмов по дороге у Суле стоит сохранившийся дом-дача предводителя дворянства Полтавской губернии С.Ф.Терешкевича. Дача называлась «Отрада». Замечательная архитектура этого деревянного сооружения. Вокруг дома время от времени плодоносит старый сад, от дома ведет аллея к реке. До сих пор служит современным дачникам оборудованные бывшим владельцем пляж и купальня. Всё это живо не потому, что кем-то поддерживается и сохраняется, а потому что добротно, основательно сделано и противостоит ударам судьбы и времени. В годы революции Терешкевич был изгнан, уехал в неизвестном направлении. Дом был разграблен местными жителями, книгами из библиотеки долго время мостили переходы через грязь. Обшивка с мебели была содрана и использовалась для шитья одежды. До сих пор кое-где в курятниках можно увидеть старый стул или подставку, притащенные при разграблении дома.
Сула, купальня.
Почти все годы после революции в доме Терешкевича был интернат для умственно отсталых детей. Среди них попадались милые, добрые души, но искалеченные выпавшей им судьбой. Был и мальчик негр. Высокий, кудрявый, тоненький, не знающий никакого другого языка, кроме украинского. В этом году интернат расформировали, детей перевели в другие места, всё вокруг затихло, опустело. Дача Терешкевича вздохнула. Отживает. Зазеленели, буйно разрослись травы; никто не косит, не рвет, не топчет, не ломает. Надолго ли? Предполагается сделать здесь базу отдыха Полтавского автопредприятия. Чем это грозит месту и дому – никто не знает. Сельсовет покорно молчит, ничего не предлагает. Уникальность этого уголка природы местные власти не осознаётся: как скажут свыше, так и будет.Один из холмов в окрестностях села до сих пор называют дачей Андрияшева. До революции доктор Андрияшев купил у села отдаленный холм, террасировал его, разбил сортовой сад, посадил редкие декоративные растения, развел розарий. На склоне холма построил дом-дачу, а на самой верхушке его соорудил беседку со смотровыми площадками. К холму и дому были проложены подъездные дороги. Давно нет этого дома. Его вывезли во время коллективизации зачем-то на колхозный двор и там вскоре сожгли. Розы одичали и превратились в буйный шиповник. Но живы и плодоносят до сих пор посаженные доктором деревья. Раз в два – три года одаривают богатым урожаем, так что ветки клонятся до земли. Тогда местные жители отправляются на Андрияшевскую дачу, варварски обламывают ветки, доламывают сад, возвращаются в село, нагруженные огромными мешками яблок, алычи, сливы…
Рита Янушевич около дома
Терешкевича. 70-е годы.
Местные старожилы еще помнят и Терешкевича, и Андрияшева, говорят о них добрые слова. А в селе так и не появился больше врач. Для оказания помощи есть фельдшерский пункт и фельдшер. Больница находится в соседнем селе (Лука), за семь километров, на другом берегу Сулы. Моста не было, и, чтобы попасть в больницу, нужно было сделать объезд в 40 километров. Заболевшие часто отказывались от такой далекой дороги и предпочитали оставаться дома. Наконец-то в этом году строительство моста было завершено. Мост строили много лет, местные жители писали жалобы куда только можно было, но всё безрезультатно. Как ни странно, в завершении строительства сыграла роль Перестройка. Забрали в Москву высокое лицо – руководителя области, и мост был в скорости достроен. Оказывается, мост мешал жизни на начальственной даче, так как увеличивал поток транспорта, нарушались тишина и покой…Вид на долину Сулы со свиридовского холма.
За все годы советской власти использовалось лишь созданное ранее, но ничего (кроме клуба вместо церкви) не построено для красоты и отдыха. На выскоих точках холмов когда-то расчищались смотровые площадки. Каждое такое место имело свое название: Детинец, Глубокий Яр, Стрелица и др. В этих местах устраивали гуляния, собиралась молодежь, пели украинские песни. Но от этого остались только названия и предания. Всё заросло дикой порослью сорного леса.Рядом с остатками прошлого живет село. Когда-то очень большое, живописное, с ярмарками, с церковью Михаила Архангела, с большими семьями. Село, пережившее белых, красных, гражданскую войну, коллективизацию, голод, смерть близких от голода, работу за «палочки», «черные машины», войну, тяжелую послевоенную жизнь, как в худшие времена крепостного права.
Как же живет оно сейчас, в эпоху перестройки и гласности? Хотелось заметить происходящие перемены.
Сегодня праздник – день Первого мая. Все праздники здесь проводятся в Доме культуры, выстроенным на месте разрушенной и снесенной церкви. Дом культуры – огромный сундук, который нечем заполнить. В основном, крутят кино с оглушающее громким звуком. Имеется хорошая библиотека, но местные жители в нее заглядывают редко. Зато раздолье для приезжих, так как выписываются и доступны такие «толстые» и прочие журналы, как «Новый мир», «Дружба народов», «Огонек» и др. Библиотекарь для выполнения плана выписывает карточки на каждого члена семьи, на каждого зашедшего гостя и заглянувшего в газету.
Но сейчас день солнечный, теплый, сверкающий, и празднование происходит на зеленом лугу перед Домом культуры. Собралось почти всё население, молодые семьи, одетые ярко, пестро, но по-городскому, старики с колодками орденов, старушки – пожилые женщины в платочках, в длинных юбках. В одежде и не городской, и не деревенской. Нечто среднее, выработанное годами труда, лишений, скудной жизни и некоторого благополучия сейчас. Молодые – в основном, приезжие. Живут в ближайших городах и городках, работают на заводах, приезжают весной помочь родителям посадить огороды. Да и летом отпуск проводят дома, а возвращаются в город с запасами продуктов на зиму.
Праздник начинается. Из репродуктора на всё село разносится песня «Широка страна моя родная…» Девочки-школьницы в белых передниках и с большими белыми бантами на голове исполняют «Утро красит нежным светом стены древнего Кремля». Кажется, что время здесь остановилось. Ведь эти песни ассоциируются с самым страшным историческим периодом, и в городах уже не исполняются. Празднование происходит по давно принятой традиции. Секретарь партбюро колхоза бубнит о завоеваниях трудящихся, о капиталистическом окружении и о необходимости крепить и поддерживать советскую власть, чтобы она не допустила войны. Все и так всё знают, но чувствуется одобрение. Бабушки согласно кивают: «живем без войны!» Затем начинается концерт местной самодеятельности. Выступает хор школьников и недавно организованный хор взрослых. Создание хора – заслуга нового председателя колхоза, который и сам поёт в хоре. К сожалению, в репертуаре хора преобладают идеологизированные украинские песни. Жаль, что уходят, теряются, исчезают прекрасные старинные украинские песни, которыми так славилась Полтавщина.
Митинг и концерт окончены. Народ устремляется к магазину. На полках весьма скудный ассортимент рыбных консервов с преобладанием морской капусты, банки с прошлогодними солеными помидорами и огурцами, не пользующиеся спросом у деревенских жителей. Масло бывает крайне редко и по высокой цене, сахар по талонам. Сегодня к празднику привезли колбасу одного сорта, но цена недоступна для рядового жителя села. Народ нагружает сумки хлебом для кормления птиц и животных в личном хозяйстве.
Заметно расслоение села по материальному уровню. Зажиточно живут механизаторы, кладовщики, доярки, высшая местная номенклатура. Но и им всем приходится самим себя обеспечивать продуктами. Жизнь и быт строятся по принципу примитивного натурального сельскохозяйственного двора с преобладающим ручным трудом. Размеры птичьих стад и огородов зависят от возраста и числа работоспособных владельцев. Коров держат значительно меньше, чем в прежние времена. Поэтому молоко и молочные продукты в селе – дефицит. В продаже своей сельхозпродукции никто не заинтересован, деньги тратить не на что, прилавки магазинов ничем не привлекают. Охотно угощают бесплатно, если ты им полезен и симпатичен.
Особенно тяжела своей первобытностью жизнь у тех, кто отработал бесплатно в самые трудные годы советской власти. Дома их разрушаются, что-то починить, перестроить з- проблема из проблем. Единственная работающая «валюта» в селе – это самогонка.
Сейчас главная весенняя забота, событие в жизни селян – это вспахать личные огороды. Сразу же после праздника люди разбегаются, чтоб поймать тракториста, уговорить его, упросить вспахать землю вовремя. Все соседи – пенсионеры, активно этим занимаются. Наблюдаешь, как одинокие старухи, не имеющие сил ухаживать за собой, варить еду, каким-то образом вспахивают, засаживают свои огороды. После этого на всю весну, лето, осень впрягаются в непрерывный труд – посадка, прополка, окучивание, борьба с вредителями, уборка, переработка, хранение. В этих местах еще сохранилась неистребимая любовь к своей земле, к своим животным, и она прекращается только с жизнью. Тогда и появляются пустые хатки, которые постепенно ветшают, обрушиваются. Огороды зарастают непроходимым лесом из бурьянов.
Вдоль всей Свиридовке из конца в конец проходит асфальтированное шоссе, что является большим и сравнительно недавним достижением. Новые дома, в основном, одноэтажные, строят теперь из кирпича, покрывают черепичными крышами. Дома стоят разбросанно, вольно, просторно. Вокруг большие сады, огороды. Новых домов – единицы. Они перемежаются старыми, но ухоженными усадьбами с зеленым ковром травы перед домом, с традиционными мальвами вокруг и вдоль оград. Примерно треть села – это заросшие усадьбы, где уже никто не живет. Вот вдали над яром стоит красивый дом, но подходишь и видишь, что окна выбиты, рамы вытащены, - там пусто. Попадаются усадьбы, где избушка с остатками соломенной крыши повалена и заросла, а то и вовсе одни заросли на месте некогда бывшей хатки.
Очень редки семьи. В большинстве домов одинокие старики, доживающие свой век. Детей в школе учится мало. Школа – восьмилетка, в выпускном восьмом классе учится 5-7 человек. Но и они разбегаются после окончания школы кто куда, только бы не в доярки, не в колхоз. По дороге вдоль шляха захожу к знакомой хозяйке вновь выстроенного дома, пенсионерке. Пока дом строился, муж умер, дочь сбежала в город. Спина у женщины сгорблена от непосильной работы, но глаза веселые, сияют. Привезли уголь, и она счастлива – будет, чем топить зимой. Вся измазанная в угольной пыли, перетаскивает и укладывает топливо в сарае.
Труд, труд и еще раз труд. Беспрерывный, беспросветный, без какой-либо механизации, вспомогательной техники. А чего стоит обеспечить себя и хозяйство водой! Воду приходится брать из колодцев, которых мало. Ведро с водой вытаскивают воротом с большой глубины. Сколько таких вёдер приходится вытащить и перетаскать на себе! Но эта вода, с таким трудом доставшаяся, не годится для питья. На всё село имеется только два водопроводных крана с «хорошей водой». Запастись «хорошей водой» еще труднее. Для этой цели на ручную тележку ставятся огромные бидоны – и в путь за два километра от дома. А уж как тяжело, если благодатная украинская земля одарит щедрым урожаем слив, абрикос, яблок, груш… Куда девать всё это? Варить – нет сахара. Кооператоры появляются редко, без четкого расписания, и дворы они не объезжают. Опять же приходится запрягаться и тащить на себе с таким трудом выращенный урожай, чтобы его куда-то пристроить.
Какая там перестройка? Какая аренда? Ни один житель села до сих пор ничего в аренду не взял. Колхозная номенклатура занята выполнением спущенного сверху плана и ни в каких переменах не заинтересована. Перестраиваться – это переучиваться… А зачем? Спокойнее и надежнее жить так, как есть.
Перестройка, гласность волнуют только стариков. Они собираются группками и недоверчиво шепчутся, вспоминают пережитое в тридцатых годах. В селе нет семьи, в той или иной степени не пострадавшей от голода, ссылки или ареста. Зачем же столько жертв потребовалось? Неужели ради этой убогой жизни?
Вынужден перестраиваться сельсовет, но он без материальных средств и абсолютно бесправен. Вся деятельность сельсовета заключается в выдаче пенсионерам талонов на топливо и в напоминании владельцам домов, чтобы скашивали заросли бурьяна вдоль шляха, да еще выдаёт разные справки.
Единственное заметное «перестроечное» явление в Свиридовке – это появление переселенцев из города. Несколько семей, сравнительно молодых, интеллигентных и образованных, купили пустующие дома и занялись обработкой заброшенных земель. Новые поселенцы считают, что в смутное время, когда работа в городе не приносит ни удовлетворения, ни денег, следует вернуться к исходным началам – обрабатывать землю и кормить себя плодами своего труда. Удастся ли это им, как сложатся отношения с колхозом? Время покажет. [Нет, ничего у переселенцев не получилось…]
Да вот еще один умный и хороший парень не сбежал после школы, а вернулся в село и успешно работает. Надеяться можно только на появление свежих, молодых сил. Появятся ли они?
Рита на свиридовском поле, 70-е годы.
